ту сторону. Повезло!
Следующей пошла женщина. Волосы русые с проблесками седины и, несмотря на холод, не прикрыты ни платком, ни шапкой. Наверное, пустыха или как там их называют. В каждой руке держит по небольшому топорику.
— Хха! — утробно крикнула она, разбежалась и в прыжке рубанула по ребрам твари. Не останавливаясь и не оглядываясь, рванула дальше. Прямо к нам.
Тварь взвизгнула и огромными скачками понеслась за женщиной, нагоняя.
— Ритс! Ритс! — закричали наши малахи сверху.
И она бежала! Ее ноги словно не касались ни воды, ни камней, волосы развевались плащом. Малаха влетела в выемку, скрылась из глаз, лишь десяток ругательств на малахском донеслись до нас. Тварь заскочила за ней…
— Давай! — рявкнул Плосконосый.
— Давай! — крикнули малахи.
Мы уперлись, напряглись. Первые, самые тяжелые камни со скрежетом подались вперед и рухнули вниз.
Я не знал, сработал ли план или нет. Не глядя, мы сталкивали новые камни, поменьше и полегче, потом еще и еще, пока вся ступень не опустела.
Лишь после этого мы решились подойти к краю.
Сработало! Выступ под тяжестью первых камней обломился и завалил выемку, а сверху — насыпь из булыжников.
Из-за поворота показались хускарлы и хельты: норды в лице Альрика, бритты и малахи. Я тоже не стал торчать на склоне, спрыгнул на вторую ступень, на первую, перескочил на завал, с которого слетел вниз. Так я оказался самым первым возле твари, не считая той малахи, что осталась под завалом.
Каждый понимал, что камни не убили столь высокорунную тварь, зато смогли замедлить. Это-то нам и нужно было.
С громким стуком скатился камень и плюхнулся в воду. Трое хускарлов и один хельт тут же взмыли наверх.
Еще один камень. Третий.
Серые сплющенные пальцы высунулись на другой стороне кучи. Ближайший хускарл замахнулся топором.
— Сас! — остановила его седоголовая большуха.
Пальцы шевелились точно гнилые черви, отодвигали камни, ощупывали воздух. Рывок, и наружу пробилась рука по локоть. Тогда хускарл и ударил. Секира едва разрезала кожу.
— Руби! — орали малахи на своем языке.
— Руби! — орали и мы.
И он рубил. Вбивал секиру все глубже и глубже, но камни шевелились все сильнее. И вскоре показалась еще одна рука. Там стоял хельт, и вот он с трех ударов сумел отрубить кисть. Потом перескочил к секирщику и помог ему отсечь вторую руку.
Камни сыпались теперь со всех сторон. Мы отошли подальше. Отрубленные конечности дергались, выплескивая густую вонючую жижу.
Послышался приглушенный визг.
Хельт выкрикнул что-то и начал расшвыривать камни.
А он не дурак — разбирал завал ровно посередине между обрубками. Еще несколько малахов присоединились к нему.
Странно. Куча камней изначально была ненамного больше твари в полный рост, сейчас уже голова должна была показаться. Или тварь под эдакой тяжестью упала на колени? Хотя это для меня тяжесть, для Альрика, но не для семнадцатирунной образины.
Малах закричал, указывая на что-то среди камней, остальные бросились к нему. И тут из кучи выметнулся длинный тонкий язык и схватил одного за лодыжку. Тут же ударили два топора и отсекли язык. Отбросив еще несколько камней, они открыли нам голову твари. Сейчас она казалась нормального размера, человеческого. Видать, только на несуразно длинном теле твари голова выглядела убого.
Измененный истошно завизжал, затрепыхался в каменных объятиях. Хельт, стоящий на камнях, оскалил зубы и занес топор.
— Сас! — выкрикнула большуха. И разразилась длинной речью.
Две большухи из других родов выслушали и закричали тоже. Хельт-малах стоял с занесенным топором и не шевелился.
— О чем они спорят? — спросил Альрик жреца, который по-прежнему повсюду следовал за большухами.
— Сине-белая большуха не согласна с тем, чтобы сафа убил тот хельт. Он получит много силы, и его род станет слишком могучим.
— А другие?
— Другие тоже не хотят давать так много силы другим родам. Тут всего два хельта, и их рода уже довольно сильны.
— Так почему б не отдать хускарлу?
— Они как раз до этого дошли. Считают, что хускарл получит так много силы, что может стать сафа. А сердец у них нет.
— А этот? — влез и я. — Разве сердце измененного не подойдет?
И жрец, и Альрик взглянули на меня с отвращением.
— Это не совсем тварь, — пояснил хёвдинг. — Это все же был человек. А есть сердце человека мерзко.
Я подумал и согласился. Кто знает, как подействует сердце измененного? Не хотелось бы из-за такой глупости превратиться во что-то подобное.
Тем временем тварь ерзала под камнями, сдвигала их, сбрасывала один за другим. Сумела вытащить руку целиком, хоть и изрядно изувеченную, и малахи сразу же отрубили ее по самое плечо. Но тянуть долго не стоило. Рано или поздно тварь вырвется из-под камней. Да, она будет не столь опасна, да вот только ноги-то у нее целы.
А вообще я б на месте хельта рубанул. И что ему потом смогут сделать большухи? Побьют? Отругают? Зато руны уже будут его. И роду почет, и ему хорошо.
Бабы… Им лишь бы языками почесать.
Альрик со жрецом отошли к большухам и о чем-то с ними спорили. Беззащитный говорил спокойно, а малахи — громко и возмущенно. Потом к ним подошел Полузубый, и спор быстро утих.
Хёвдинг вернулся ко мне, хлопнул по плечу и сказал:
— В первый раз в жизни делаю что-то столь необдуманное. Коли что, так хирд примешь ты.
И в два прыжка заскочил на кучу, вытащил меч и вогнал прямо в пасть твари. Выдернул и воткнул еще раз. А потом сверху вниз — в темя.
Я оглянулся. Наши стояли, разинув рты. Малахи-мужчины обрушились на большух с возмущением. Старухи вяло отмахивались от них и не спускали глаз с Альрика. Одна что-то прокаркала, и хельт, что торчал возле хёвдинга, переменил позу, как будто хотел убить его.
Восьмая руна. Девятая. Десятая…
Заполыхало чужой силой.
Если подымется еще на шаг, Альрика убьют. Прямо здесь, на камнях.
Вот о чем говорил Беззащитный!
Десятая руна. Почти хельт.
Альрик еще немного постоял на завале, подождал, а потом спрыгнул к нам.
— Хорошо, что я за зиму ни единой твари не убил. Вот как знал, — ухмыляясь, сказал он.
А я с разочарованием хлопнул себя по бедру.
— Чего ж прямо не сказал? Надо было мне его убить! С шестой руны я бы точно до десятой не прыгнул.
— Ага. И как
