Не могу поверить, что он действительно пригласил меня к себе.
Я вхожу в лифт. Дэвид на секунду задерживает на мне взгляд с нечитаемым выражением лица. Не знаю, почему он напоминает взгляд таксиста. Это испаряется так же быстро, как и появилось. Должно быть, мне все привиделось.
Дэвид кланяется, когда двери закрываются:
— Приятного вечера.
Лифт поднимается все выше и выше, а мое сердце бьется все чаще. Теперь, когда я снова окажусь в одном месте с Домиником, то не могу не вспоминать вчерашний день. Интересно, что он приготовил для меня сегодня.
Лифт дзинькает, и в темноте это звучит призрачно. Я не стала спрашивать у администратора, под каким номером находится квартира Доминика. Я нащупываю карточку, но на ней нет номера. Когда пытаюсь спуститься вниз и спросить Дэвида, двери лифта полностью открываются, открывая квартиру — или, скорее, гостиную с темными диванами.
Это один из тех лифтов, которые открываются прямо в квартиру. Как же мне постучать в таком случае?
Может, Доминик спит? Как он узнает, что я пришла? Дэвид с ним не связывался.
Мой взгляд останавливается на мягком освещении в лаунж-зоне. В ней огромная стеклянная стена с видом на лондонские здания. Как и в отеле.
Сверкающие вдали огни завораживают меня. Они так далеко и в то же время так близко. Вроде как Доминик.
Серьезно? Неужели теперь я буду сравнивать все с этой загадкой?
Когда двери лифта начинают закрываться, я вхожу в квартиру. Возможно, стоит снять каблуки, чтобы не испачкать ковры.
Я все еще обдумываю эту идею, когда позади меня появляется тень. Я готова закричать, но сильная рука останавливает меня. Мое сердцебиение учащается от страха и волнения, а горячее дыхание щекочет уши.
— Ты опоздала. Как мне тебя наказать?
Глава 14
Я задыхаюсь от силы, с которой Доминик держит меня. Что-то в моем теле оживает, как тогда, когда он шлепал меня на столе или трахал лицо.
Это грубое чувство незнакомое.
Страшное.
Захватывающее.
Я не могу нормально думать. Мой разум, кажется, перестает работать рядом с этим мужчиной.
Зажав мне рот рукой, он толкает меня вперед. Я вскрикиваю, падая на диван головой вперед. Мое платье задирается до середины бедер. Прохладный воздух щекочет мою разгоряченную кожу.
Доминик еще не закончил.
Он дергает за молнию так сильно, что я боюсь, как бы он не порвал платье. Он стаскивает ткань с моих рук на пол, и я оказываюсь в черном кружевном белье. На этот раз оно совпадает.
Он стонет, и я пытаюсь посмотреть на него. Он запускает сильную руку в мои волосы, удерживая меня на месте. Я поворачиваю щеку так, чтобы она лежала на прохладной коже. Я глубоко вдыхаю. Это запах Доминика.
Интенсивный.
Экзотический.
Умопомрачительный.
— Я хочу посмотреть на тебя, — простонала я и оперлась на руку. Доминик заводит обе мои руки за спину и хватает их одной сильной рукой. Мое тело падает обратно на диван. Прохладная кожа обхватывает мои запястья.
Мой пульс учащается, и внутри меня зарождается импульс потребности. Он делает это уже второй раз. Почему мне кажется, что я хочу, чтобы он связал меня навсегда?
— Надо было думать об этом, когда пришла поздно, — его властный тон шепчет рядом с моим ухом. Наконец-то я вижу его. Он все еще завязывает кожаный шнурок на моем запястье, и он… только в боксерах.
Putain (с фр. Черт).
Почему он такой сексуальный? Разве у него не должно быть недостатков или чего-то такого, что сделает его более человечным?
Мои бедра сжимаются от желания, когда я вижу его рельефный пресс и татуировку «No Regrets» (прим. пер. «Без сожалений»).
Доминик пахнет сногсшибательным мужским гелем для душа и кожей. Есть также намек на его естественный запах, который не идет на пользу моему и без того разгоряченному телу. Темно-каштановые пряди небрежно падают ему на лоб. Они наполовину влажные, что придает ему грубовато-красивый вид.
Когда он заговорил, его брови нахмурились:
— Я думал, ты не придешь.
— Я тоже так думала.
Зафиксировав мои запястья за спиной, он проводит пальцем по моей нижней губе.
— Почему передумала?
Я задыхаюсь. Трудно подобрать слова, когда он прикасается ко мне.
— Не могла остаться в стороне, — легкомысленно отвечаю я. — Ты используешь на мне какие-то чары?
— Действительно, Камилла?
Я качаю головой — насколько это возможно, пока моя щека лежит на подушке.
Он кивает с нечитаемым выражением лица и встает.
— Тебе лучше быть готовой к тому, что должно произойти.
Я напрягаюсь, чтобы поймать его взгляд.
— Обещания, обещания…
Я не успеваю предупредить, как он стягивает с меня трусы. Я шиплю, когда ткань трется о мою все еще болезненную задницу.
Mon Dieu (с фр. Мой Бог). Он порвал белье.
— Что у тебя за проблема с моим нижним бельем?
— Оно всегда мешает, — его голос звучит рассеянно, когда он опускает руку к моей заднице. Он сжимает одну половинку и массирует другую. Я вдыхаю, испытывая одновременно удовольствие и боль. По его одобрительным звукам я понимаю, что ему нравится то, что он видит.
— Чертовски красиво. — Его поглаживания твердые и успокаивающие, и это вырывает из меня стон. — Я знал, что твоя кожа будет выглядеть великолепно с моими отметинами на ней.
Я не упускаю гордости в его тоне. Ему нравится, что он оставил на мне свои следы. Мне это тоже нравится. Что же это делает со мной?
— Я не могу нормально сидеть со вчерашнего дня, — я хотела захныкать, но вышло задыхаясь.
— Хорошо. Я был занят твоими мыслями, как и ты моими.
Он думал обо мне?
Я не могу это проанализировать. Его рука опускается на мою задницу. Сильно.
— А-а-а-а! — я вскрикиваю, когда жжение пронзает меня до глубины души, а на глаза наворачиваются слезы. Как такое болезненное может быть таким приятным?
— Это тебе за опоздание. — Шлепок. — Ты больше не будешь опаздывать, малышка, м? — Шлепок.
— Нет! — я кричу, а затем заглушаю жаждущий звук кожей. Уверена, что он может почувствовать мое возбуждение, если просто раздвинет мои стиснутые бедра. Мое лоно трепыхается, а соски пульсируют в лифчике.
Всего три шлепка, а я уже так жажду, что чувствую, как напрягся живот. Как будто боль усиливает мое удовольствие.
Доминик возвращается к массажу моей попки, и я стону от боли. Его прикосновения оказывают успокаивающий сюрреалистический эффект.
Другой рукой он вцепляется мне в волосы и оттягивает голову назад, так что я смотрю в его карающие глаза сквозь
