сторону озера за незримым мостом, меняется. Вместе с сухим водопадом (карэтаки), передающим свои бесшумные воды пруду, она приобретает символическое значение Святой земли, рая, того места, куда в мечте, в молитве устремляется душа человека, стоящего перед садом на Молитвенном Камне. Мысленно выстраиваемый мост связывает в этом случае мир людей с миром буддийского рая, и оба они образуют некий Космос, Единое, вбирающее в себя мир земных чувств и небесное совершенство.
Сад в Мампокудзи относится, по мнению служителей этого храма, к лучшим образцам подлинного дзэнского искусства, отвечающего основному его принципу: исин дэнсин – кёгай бэцудэн, что означает передачу истины непосредственно «от сердца к сердцу», минуя словесные наставления. Сад готов открыться широким спектром своих внутренних смыслов человеку, который «опустошил» свое сердце, освободил его от ненужных тревог и внутренней суеты ради приятия истин. Я оказалась наедине с садом в те сумеречные часы, стирающие все краски дня, когда храм уже был закрыт для посетителей, погружен в свой собственный мир, тих, задумчив. В эти минуты, когда ничто не отвлекало от созерцания его монохромной красоты, он особенно много мог рассказать о себе.
Одна из возможных интерпретаций сада связана с сюжетом древнего, XIV столетия, свитка, находящегося во владении храма, – «Белый Путь между двух рек» (Нигабякудо). Согласно сюжету свитка, «Белый Путь», то есть Путь, ведущий в мир Божественной Реальности, Высших сфер, чистоты Небесного совершенства, проходит между двух рек человеческого существования, условно названных «реками алчности и гнева». На картине они изображены как мутный поток бурого цвета, с одной стороны, и огненно-алая река человеческих страстей и пороков, болей и опасностей, с другой. Между двумя этими реками тонкой, хрупкой ниточкой пролегает «Белый Путь», не замутненный искушениями и страстями, ведущий из мира иллюзий земного бытия к подножью Амида Будды, в мир просветлённого сознания. На свитке высокая и светлая фигура Амида изображена парящей на облаке, стоящей в неком пространстве «Над», не касающейся ни мира огненной реки, где кипят человеческие страсти, ни мутного бурого потока людских пороков. Крохотная женская фигурка, едва различимая с первого взгляда, идет по этому опасному пути, захлестываемому волнами и пламенем двух рек, направляясь к подножью Амида Будды. Но она не беззащитна, как может показаться на первый взгляд, и не одинока, ибо наставляема и направляема Буддой Шакьямуни, сидящем по правую сторону от Белого Пути на пьедестале из лотоса. Не этот ли Путь имел в виду художник сада, вне всякого сомнения хорошо знакомый со свитком – главным сокровищем храма, создавая иллюзию устремленности, движения вверх, в Мир Высший – туда, где царственно стоящий на верху холма камень воплощает зовущую к себе фигуру Амида Будды. Пруд зрительно разделен на две части – две «реки», перекликаясь с сюжетом свитка. Справа от Молитвенного камня – крупный валун, способный служить в этом случае символом Будды Шакьямуни, вдохновляющего человека на светлый Путь Бякудо.
«Белый Путь между двух рек».
Свиток XIV в. Мампукудзи. Масуда
Трудно сегодня, по прошествии пяти столетий, судить о том, был ли Сэссю действительно причастен к созданию названных садов. Проблема осложняется тем, что никаких документальных свидетельств, раскрывающих тайну их происхождения, не осталось.
Самым авторитетным в японском искусствоведении считается мнение Сигэмори Мирэй, которому принадлежат многочисленные исследования по истории японских садов. Созданные с высоким мастерством, не уступающие ни в красоте, ни в профессионализме столичным – киотоским, сады в Масуда дают основание Сигэмори Мирэй видеть в них типичный образец дзэнского садового искусства периода Муромати. Японский исследователь относит их авторство к Сэссю – художнику-мастеру, творческая мощь которого распространялась в равной степени и на живопись, и на искусство садов.
Однако далеко не все исследователи, как японские, так и западные, разделяют мнение Сигэмори Мирэй. Некоторые из них21 более осторожны в своих суждениях относительно времени создания садов и их автора.
Сами же жители Масуда, включая научных сотрудников Дома памяти Сэссю (Сэссю но Кинэнкан), пребывают в полной уверенности, что оба великолепных сада в храмах Икодзи и Мампокудзи не могли быть созданы другим мастером. Как известно, Сэссю провел в этом городе последние годы своей жизни, здесь же, в Масуда, его могила.
Следует, однако, учитывать национальную психологию японцев, дорожащих памятью великих соотечественников, так или иначе прославивших свою страну, оставивших заметный след в ее истории, особенно если речь заходит о такой яркой личности, как Сэссю, который стал родоначальником целого направления японской живописи.
Еще задолго до приближения к Масуда, расположенному на самом берегу Японского моря, за сотни километров от культурной столицы страны, рекламные проспекты, в изобилии выставленные на железнодорожных станциях, буквально «кричат» о наличии знаменитых «садов Сэссю» в этом городе. Сам же Масуда назван в рекламных проспектах не иначе, как «город Сэссю» – Сэссю но мати. В наши дни Масуда – рядовой и в общем ничем не примечательный (кроме своей связи со знаменитым соотечественником), живущий простыми будничными заботами провинциальный городок. Даже трудно проследить, где кончается город и начинается сельская местность с обычными для нее крошечными террасовыми полями, с копошащимися на них людьми, готовящими весеннюю землю к посадкам, с цаплями и журавлями на берегах реки. Темный бархат речной воды отражает гору, зеленая масса которой оживляется лишь движением перелетающих на ее фоне больших белых цапель, гнездящихся в лесных зарослях на склоне горы.
Вся атмосфера города, кажется, пропитана памятью о великом художнике, словно жил он здесь не в далеком XV столетии, а едва ли не вчера. Иероглифы с именем Сэссю сопровождают вас повсюду: ими украшены коробочки с фирменными сладостями (Сэссю маки), именем художника названа керамическая утварь, изготовляемая в городе (Сэссю яки), наконец, огромных размеров иероглифы высвечивают название местного ресторана: «Сэссю».
И все же культ художника, царящий здесь, не является достаточным свидетельством его причастности к тем садам, которыми так гордится город. Одно можно заметить: лишь религиозно настроенное сознание способно было создать богатый символическими обертонами и глубоким дзэнским подтекстом микрокосм упомянутых садов. Бесспорно одно: эти сады – результат творчества художника огромного дарования, чей высокий профессионализм и мастерство вызывают преклонение и в наши дни.
Хотя ни один из садов, созданных Сэссю, нельзя приписать ему с полной убежденностью, сад при храме Дзёэйдзи, находящийся в городе Ямагути, с наибольшим, по мнению большинства исследователей, правом может считаться плодом универсального творческого дара художника. Храм Дзёэйдзи (прежде известный как Мёкидзи) был основан в 1455 году князьями Оути, влияние которых в Ямагути XV столетия было огромным. Управляемый феодалом Оути Масахиро город процветал и, по всей вероятности, переживал
