телескопа, и в ней можно было установить любую камеру по желанию наблюдателя. Изменяя наклон зеркала и положение ньютоновской клетки, можно было организовать работу таким образом, чтобы наблюдатель, сидя или стоя на платформе, подвешенной высоко на стенке купола, мог вести наблюдение в рабочей части ньютоновской клетки, загружать пластины и смотреть в окуляр, направляя телескоп во время съемки. Саму платформу можно было поднимать, опускать, выдвигать и убирать, так чтобы наблюдатель находился в удобном положении при смене направлений телескопа.
Тем не менее лучше всего эта система работала, когда клетку размещали с учетом положения телескопа. Джордж расположил клетку так, чтобы ему было удобно наблюдать за большинством нужных ему звезд, но он согласился добавить еще одну звезду в свою программу в качестве одолжения коллеге. Для этой звезды, как оказалось, требовалась съемка на пластину в течение нескольких часов, к тому же звезда находилась в немного другой части неба, почти у него над головой.
Джордж, к тому времени уже опытный наблюдатель, начал фотосъемку и сообщил своему ночному помощнику, что тот может на несколько часов сходить домой: телескоп останется нацеленным в одном направлении, купол будет двигаться медленно, так что помощник понадобится только тогда, когда придет время перейти к следующей звезде. Оставшись один в куполе, с загруженной пластиной и открытым затвором, Джордж вошел в обычный ритм наблюдений в ньютоновской клетке: посмотрел в окуляр, юстировал телескоп, отошел, подождал, снова посмотрел в окуляр, опять юстировал телескоп и так далее.
Когда телескоп медленно качнулся вверх, отклоняясь от стены купола, где была установлена платформа, Джордж начал поднимать и выдвигать платформу, чтобы окуляр оставался в пределах досягаемости. Но чем дальше, тем труднее было сохранять эту досягаемость. В конце концов платформа оказалась выдвинута до предела, и Джорджу пришлось опираться одной рукой на телескоп (его веса, конечно, было недостаточно, чтобы сдвинуть стотонного гиганта), чтобы дотянуться до окуляра. Еще через несколько минут ему для этого уже нужно было опираться на телескоп всем телом, а затем отталкиваться от него, чтобы вернуться на платформу.
Телескоп медленно поднимался все выше и выше; съемка продолжалась, звезда двигалась к зениту, точке в небе, которая находится прямо над головой, и уносил с собой ньютоновскую клетку, отклоняясь все дальше от наблюдательной платформы. Чтобы дотянуться до окуляра, Джордж теперь опирался на обе руки и ставил одну ногу на небольшой фланец в основании клетки, который служил для ее закрепления на опорных стойках телескопа. Все шло хорошо, пока Джордж, в очередной раз потянувшись к окуляру, не посмотрел вниз и не понял вдруг, что стоит враскоряку между клеткой и платформой метрах в пятнадцати над бетонным полом купола.
Он уже держался за клетку руками и стоял в ней одной ногой, так что инстинктивно шагнул вперед и поставил обе ноги на фланец вместо того, чтобы вернуться назад на платформу. И замер в этом положении — один в темном куполе, вцепившись в ньютоновскую клетку, как испуганная коала.
Его первой мыслью было: «Нельзя, чтобы помощник вернулся и нашел меня в таком положении». Дальше он с ужасом осознал, насколько высоко находится. После нескольких долгих мучительных секунд он смог отпустить бок телескопа и прыгнул обратно на платформу (до нее было всего полметра, но, честно говоря, это были очень рискованные полметра), спасая свою шею и репутацию.
Конструкция многих из этих телескопов явно не предполагала какие-либо удобства для самих астрономов. Телескопы, конечно, имели тщательно отполированные зеркала и современное оборудование для получения изображений, но вот что касалось наблюдателей… тут технические решения часто были в духе «ну, можно посидеть на этом ящике, балансирующем на шаткой доске». Астрономы, которые кропотливо готовили пластины и нянчились с драгоценным телескопом, который будет собирать для них данные, сами устраивались на высоте над телескопом, или на холодном бетонном полу, или на платформе в фокусе телескопа Кассегрена. Последнее наиболее знакомо нынешним пользователям домашних телескопов: в нем свет отражается от основного зеркала к изогнутому вторичному зеркалу, которое отражает его обратно через отверстие в основном зеркале, чтобы сфокусировать изображение вблизи основания телескопа, где устанавливается окуляр или камера. Но даже в этом случае наблюдателю приходилось отрываться от земли, когда речь шла о больших телескопах: в фокус телескопа Кассегрена зачастую нужно было добираться на шатких платформах, которые поднимали и опускали, чтобы наблюдатель оставался на одном уровне с фокусом при смене положения телескопа. Платформу на 100-дюймовом телескопе Маунт-Уилсон прозвали «трамплином»; ее поднимали и опускали с помощью цепной передачи, которая иногда срывалась и роняла «трамплин» вместе с наблюдателем на несколько метров вниз. Считалось, что такая неполадка случается редко; на самом деле это происходило достаточно часто, чтобы такой полет получил прозвище «покатушки». Эрика Эллингсон вспоминала, как однажды на платформе телескопа Кассегрена поставили офисное кресло на колесиках. Это удобное сиденье внезапно стало менее удобным, когда в процессе управления телескопом стало отъезжать все ближе к краю, а в конце концов скатилось и рухнуло с пятиметровой высоты. (К счастью, у Эрики хватило быстроты реакции, чтобы вскочить с кресла, как только первое колесико вылетело за край.)
Даже когда место астронома находилось на уровне земли, процесс наблюдения не был идеальным. Холод бетонного пола зимой пробирал до костей, а свобода передвижения приводила к тому, что астроном иногда срывался с места, забыв, что на нем включенный в сеть летный костюм. Иногда к окуляру нужно было подниматься по приставной лестнице, и есть немало историй о том, как в прошлом астрономы падали с лестницы либо вместе с ней. Джойс вспоминал, как однажды лез к окуляру по четырехметровой приставной лестнице и осторожно держался только за перекладины — опереться на телескоп или даже дотронуться до него было никак нельзя, потому что телескоп был маленький и из-за этого сдвинулся бы с заданной позиции. Однажды в холодный сухой вечер он поднялся по металлической лестнице, наклонился вперед, чтобы посмотреть в окуляр, и тут его на мгновение в буквальном смысле ослепила боль: маленький электрический разряд перескочил с телескопа (заземленного) прямо в его глаз (незаземленный). Вспоминая тот случай, он больше всего удивлялся тому, что удержался на лестнице, когда отпрянул от электромагнитной атаки.
Оглядываясь назад на все это, можно подумать, что у астрономов той эпохи остались о таких наблюдениях только печальные воспоминания. Действительно, никто не горюет о промерзших куполах, канители со стеклянными пластинами, ручном наведении телескопа и об электрических ударах в глаза. И тем не менее почти каждый, кому приходилось вести наблюдения в таких условиях, говорит, что с этими
