её бровей пролегла складка, совсем как у Виктора Ивановича, только не такая глубокая и резкая.
— Что, если мы не успеем? Они даже не знают… Уйдут… А если и узнают, будут ли ждать?
— Здесь я точно не останусь, — ответила Диана. — Мелкий прав. Нечего сидеть в ожидании смерти. Надо бороться. Пойдём через правый бок, так быстрее.
— Но там же овраги…
— Зато выиграем день или полтора. Людмила именно там и ходила. И Ева тоже, когда их навещала.
Диана вытащила ворсистую верёвку и, как могла, проверила её на прочность слабыми руками.
— Сгодится, думаю, — не слишком уверенно сказала она.
Виктор Иванович со стуком поставил деревянную кружку на стол. На дне ещё оставалась мякоть компота, но он не спешил выуживать её, помогая себе указательным пальцем, как делал обычно.
— Что теперь, бабка?
Ева пожала плечами.
— А всё уже теперь. Кончены дни нашей семьи, да и всех остальных.
Старик то ли кашлянул, то ли рыкнул от злости.
— Если бы только Людмила…
— Хватит, — прервала его Ева. — Мы оба прекрасно знаем, что даже она не смогла бы спасти человечество. Ей повезло в каком-то плане. Ушла до того, как настал конец.
— Чёрта с два, — Виктор произнёс эти слова ровным, спокойным тоном, разительно отличающимся от недавнего. — Может, мне и далеко до Людмилы, но я тоже могу…
— Вести людей за собой?
— Тебя же увёл.
Старушка рассмеялась, откинувшись на спинку кресла и прикрыв рукой глаза, как будто ей в лицо били яркие солнечные лучи. А затем внезапно погрустнела.
— Нам не добраться, сам ведь понимаешь.
— Дай хоть помечтать, — огрызнулся Виктор. — Но даже если остались только мы с тобой, я зеленым так просто не дамся. Не отстреляемся, так хотя бы половину их отряда за собой утащим. Как в старые добрые, а?
— Вояка! — махнула рукой Ева, но лицо её как будто немного помолодело. — Напугал ежа… Они же смерти только и ждут!
На несколько минут повисло молчание.
Старик постукивал пальцами по столу, напряжённо вглядываясь в тёмный угол, словно ожидал, что оттуда вот-вот может кто-то выскочить.
Ева покачала головой и сгребла разбросанные карты.
— Сыграем в дурака, что ли?
Виктор встряхнулся, отгоняя мысли, и расплылся в хищной улыбке, которая, впрочем, могла показаться немного натянутой.
— А то!
Река шумела необычно раздражающе. Виктор Иванович говорил, что это похоже на шум старой рации или доисторических телевизоров, тех, которые были у людей ещё до изобретения мобильного телефона.
Любая мысль о старике заставляла Гурия вздрагивать от злости.
— Как же я их ненавижу… Обоих…
— Бабушку и дедушку? — спросил Ян.
— Они мне не родные. Ева просто любит, когда её называют бабушкой, а Виктор Иванович — это просто Виктор Иванович.
— Как вообще формируются ваши семьи? И почему семьи, а не племена?
— Какие ещё племена? — обиделся Гурий. — Мы тебе не эти, как их… нео…неодантисты!
— Неандертальцы.
— Когда люди только бежали в леса, они держались группами, — начал объяснять Гурий то, что слышал от Евы и Виктора. — Большие группы быстро истребили, потому что они были слишком заметны. Выживали те, которые поменьше — человек по тридцать. Все там друг друга очень близко знали, поэтому они стали называться семьями.
— Слишком маленьким группам тоже невыгодно, — заметил Ян. — Они слабы. Как так получилось, что вас всего пятеро?
— Ну, мы отделились от большой группы. Я тогда был совсем маленьким. Виктор Иванович поссорился с тётей Людой и ушёл вместе с бабушкой Евой, забрав меня.
— А зачем они тебя забрали, если ты им не родной?
— Чтобы орать и унижать, — зло буркнул Гурий. — Знаешь, есть такие люди, которым обязательно надо над кем-то измываться, иначе они себя плохо чувствуют. Вот Виктор Иванович из них. И Диана. Только старикан любит орать, а Диана унижать и издеваться.
— А эти девочки откуда взялись?
— Диана и Белка? Они раньше жили в другой группе. Там все заболели и умерли. А их никто не хотел принимать, боялись заразы, даже Виктор Иванович боялся, но бабушка Ева настояла. Сказала, нас всё равно мало. Умрём так умрём, три человека погоды не сделают.
Ян удивлённо хмыкнул и покосился на него, подняв бровь.
— Вот и я думаю, что она долбанутая на голову, — со вздохом пробормотал Гурий. — Ей вообще на всё плевать. Когда кто-то умирает, ей всё равно. Даже когда тётя Люда…
Он осёкся и замолчал. К его облегчению, Ян не стал расспрашивать про Людмилу.
— Они постоянно на наркоте, — вновь заговорил Гурий, чувствуя, что на душе отчего-то становится не так тяжело, как поначалу. — Диана что-то химичит из ягод, трав и грибов, и они вдвоём принимают эту дрянь. Виктор Иванович раньше на них орал, а потом рукой махнул. А бабушка вроде и не против.
Ян снова невесело усмехнулся, покачав головой.
— Вот люди! Даже посреди леса, где полно хищников и прочих смертельных опасностей, они найдут способ, как поглупее себя убить.
— Бабушка говорила, что наркотики принимает тот, кто ещё не готов умереть, но уже не хочет жить.
— А у нас наркотиков нет, — немного помолчав, сказал Ян. — И вообще люди с зависимостями стерилизуются.
— И сигареты у вас не курят? И алкоголь не пьют?
— Нет.
— Мои старики вот иногда делают вино из малины. И мёд добавляют.
— Вкусно?
— Компот лучше. А у вас есть кола? Виктор Иванович рассказывал, что она одновременно и сладкая, и кислая, и с миллионами шипучих пузырьков!
— Если не умрём — я тебе целый бассейн колы организую.
Каменистый берег реки уводил их всё дальше и дальше от привычных мест, мимо левого бока Ящера, по пути чуть восточнее того, что мог привести к группе Людмилы.
Ян вдруг остановился.
— Погоди. Слышишь?
— Что?
— Кажется, дрон летит. Давай к деревьям.
Они поспешно покинули открытое пространство и прижались к стволу ближайшего кедра. Ян напряжённо вглядывался в небо.
«Дроны часто оборудованы тепловизорами, — вспомнились Гурию слова Людмилы. — В кустах или под ветками от них не спрячешься. Надо искать укрытие, которое они не смогут просканировать: брошенные берлоги, пещеры. В крайнем случае, укройся за толстым стволом или крупным камнем».
— Он увидит нас здесь, — прошептал он Яну, зачем-то понизив голос, будто датчики могли засечь и далёкий звук.
— Не увидит, ветки густые.
— Да увидит же! Смотри, какие просветы!
Ян бросил на него раздраженный взгляд, скривив губы, будто Гурий был безмозглым блохастым щенком, лезущим обниматься. Он словно поборол в себе порыв оттолкнуть его ногой. Но если Яну и пришла в голову такая аналогия, будучи зелёным, он не мог отталкивать блохастых щенят — в такой ситуации ему
