ждут команды Апитсуака.
Слегка покачиваясь, Анэ встает, опираясь на его руки.
– Мы победили! – кричит Апитсуак, и все жители поселка, кто находится рядом, вторят ему в ответ:
– Победили!
– Изгнали!
– Смогли!
Анэ видит облегчение, ужас и что-то безумное в лицах людей. Все они тяжело дышат, сидят или опираются друг на друга – на ком-то видна кровь, кто-то придерживает больную руку, но в каждом жителе она чувствует радость. И теперь люди кажутся Анэ по-настоящему живыми.
За ними лежит распластанное, окровавленное тело существа. Его серые руки по-прежнему блестят на солнце – безжизненные, вывернутые под странным углом. Ноги лежат отдельно – неровные обрубки, из которых торчат кости. Под телом собирается большое озеро воды – ярко-зеленой, с серыми кусочками кожи. Анэ растерянно понимает, что, видимо, именно такого цвета была его кровь.
Она медленно переводит взгляд на Апитсуака – руки его дрожат от радости, он улыбается воинственно и так же безумно, как все остальные. Даже не протер лицо от крови – она все сочится из ран и стекает по щекам, попадая на мех. Анэ пытается принять мысль, что ученик ангакока только что убил большое и опасное существо, – и на это тело отзывается неприятными мурашками. С волос Апитсуака медленно стекает пот и кровь, руки покрыты багровыми шрамами и зеленой слизью. Он неловко улыбается, пытаясь вытереть о меховую одежду дрожащие руки. Анэ вымученно улыбается в ответ, пытаясь передать все свое тепло и благодарность, и на миг ей даже становится уютно – несмотря на все, что их окружает.
В голове проносится мысль – сколько людей стояло бы сейчас рядом, если б не отец? Инунек мог бы разрастись по-настоящему – со всеми, кто выжил бы, у кого не отняли бы ни кусочка души. Возможно, тогда люди гораздо быстрее бы дали отпор любым существам.
Тишину разрезает тонкий детский крик. Анэ вздрагивает и жмурится, думая, что за это ребенка ударят или грубо выведут отсюда, – но, открывая глаза, она видит, как женщина посильнее прижимает ребенка к себе и неотрывно смотрит в сторону. Люди начинают ошеломленно вздыхать, радость мгновенно исчезает с их лиц. Кто-то кричит. Кто-то падает.
Анэ вслед за ними переводит взгляд.
Тела. Несколько неподвижных фигурок лежат в снегу – темные пятна на белых сугробах. Их силуэты размываются, превращаются в безликие тени, и Анэ хватается за голову, тут же ойкая от боли. Пальцы пропитаны кровью. Багровой, как дом Анингаака.
– Мне… мне надо домой, – шепчет она вслух.
Но ей не удается сделать даже один шаг – она тут же начинает падать и едва успевает схватиться за руку Апитсуака. Он обхватывает ее за плечи и ставит на ноги.
– Надо… домой… – повторяет Анэ, усиленно моргая и пытаясь вернуть перед глазами четкие очертания домов.
И в следующее мгновение все меркнет. Она чувствует, как ее хватают крепкие руки и начинают куда-то тащить. Мысли уносят ее к тому утру, когда она впервые проснулась в этом времени и видела лишь чужое яркое солнце. Только теперь вокруг не тишина, а беспорядочный громкий гул – люди кричат, переговариваются, куда-то бегут, окликают Апитсуака, но перед глазами все мерцает и мерцает темнота, и Анэ все тащат и тащат.
Сквозь дрожь в теле и жар на щеках она чувствует, как тошнота подступает к горлу. Анэ вырывается из хватки Апитсуака, и ее начинает выворачивать на заснеженную землю. Если бы не его руки, Анэ ни за что не поднялась бы – осталась бы в снегу, таком холодном и теплом одновременно.
– Я тебя к врачу веду, хорошо? – громко говорит Апитсуак, но у Анэ нет сил даже промычать в ответ.
Следующие мгновения тянутся долго. При каждом шаге Апитсуака голова взрывается искрами и болью. Анэ по-прежнему ничего не видит. Иногда мысли уплывают, и она проваливается в сон – но новое тело тут же вытаскивает ее обратно, и все неприятные чувства оживают вновь.
Наконец они куда-то приходят. Анэ скорее слышит, чем чувствует, как останавливается Апитсуак и оставляет ее одну. Скрип лестницы, двери – и почти сразу он возвращается с кем-то еще. Знакомый Анэ голос гудит вместе с неизвестным женским, ее тело несколько раз ударяется о лестницу и пол, но очень скоро ее кладут на какую-то жесткую поверхность, оставляя в тишине и тепле.
Тело расслабляется, и Анэ даже удается улыбнуться – пока чьи-то руки не начинают ощупывать ее голову и лицо. Ей неприятно от ощущения чужих пальцев на коже, но Анэ не сопротивляется. Она лежит неподвижно, руки безвольно повисли, голова вот-вот расколется пополам. Боль проникает в череп, в кожу, вгрызается в тело и становится ее частью, пока голову все так же осматривает и крутит во все стороны какой-то человек.
Ей задают вопросы. Она слышит женский голос, тонкий, как у Тупаарнак, и в мыслях представляет, как все еще лежит на кровати в багровом доме и ей часами рассказывают, куда она попала. От этого становится так неуютно, что Анэ со стоном поднимает руку и пытается закрыть ей свое тело.
Голос становится громче, но все равно не пробивается сквозь плотную пелену в ушах. Словно их накрыли толстой шкурой.
– Все будет в порядке, хорошо? – раздается над уходом голос Апитсуака, такой громкий и неожиданный, что Анэ вздрагивает всем телом.
И сразу после этого всю комнату охватывает шум. Топот множества ног, крики, стоны. Все о чем-то переговариваются, кого-то окликают, тащат и бесконечно ходят по комнате и дому. Становится душно и жарко, и Анэ пытается вдохнуть как можно больше воздуха – но он словно иссяк.
– Сможешь расслабиться? – Слова Апитсуака стучат как бубен.
Анэ понимает, что он сел где-то рядом с ней. Рука касается ее головы, ложится на нее теплой шапкой, надежно защищающей от мороза.
– Папа… я не умру? – еле выдавливает она из себя. Слова с болью вырываются из горла и исчезают, не найдя ответа.
Анэ представляет свою безжизненную оболочку, навсегда затерянную в чужом, враждебном будущем, без права вернуться домой. Ей хочется верить, что хотя бы душа ее рано или поздно соединится с отцом, но эта надежда меркнет в мерцающей темноте, вытесняется бешеным стуком сердца.
А вместе с тем наступает понимание – она правда может умереть. Прямо здесь, вот так быстро и глупо. И она хватается ослабевшими пальцами за жесткую ткань покрывала и впивается в нее ногтями, пытаясь хоть как-то удержаться в мире живых.
– Нет, конечно, – после недолгого молчания отвечает Апитсуак. Его голос теплом разливается по телу. – Это просто сотрясение. Но…
