обеспеченную защиту в незаселенных местах, как, к сожалению, северогерманская раса, столь ущемленный германский рейх, лишенный таковой на своих границах[169], тот для удержания необходимого жизненного пространства принужден к неизмеримо большему, длительному напряжению сил, к более интенсивной борьбе за существование, к большей осторожности при возвращении в состояние передышки.
Мы можем также научными методами политической географии и геополитики, и в добавление к тому подключив историчные учения о кинематике, установить отчетливую градацию представлений об отделяющей незаселенности у отдельных рас и народов не только с изменением времен, но и синхронно по чисто локальным мотивам привычки. Эти представления имеют огромное политическое значение для определения границ, их сохранения и проведения у крупных народов, создавших свою государственность.
Для переоценки представлений, связанной с изменением эпох, сравним лишь один пример – отношение Рима, его певца Овидия[170], изгнанного в Томы, к тогдашним черноморским ландшафтам и более ранние эллинские восприятия Понта Евксинского, а также поздних черноморских резиденций, которые создал для себя избалованный западноевропеец, или Ялты, казавшейся властителям Российской империи раем на Земле. Сколько оттенков в точке зрения на пограничное пространство – понтийское, – восточных и западных срединных стран на зерновую биржу Афин, «гостеприимные эллинские города», «место ссылки римлянина», русскую Ривьеру, ухоженный сад рафинированного представителя западноевропейской культуры из дома Кобургов![171]
Для различия точек зрения на одно и то же пространство, приблизительно синхронных по времени, но только в одном случае больше нордической, континентальной, а в другом больше южной, океанской по происхождению и воспитанию, быть может, наиболее типичным и бесспорным является пример отношения России, Китая и Японии к Приамурью.
Что позволяет нам простейшим способом разгадать мнимую загадку, почему русским удалось в баснословно короткое время пройти вдоль северной анэйкумены через Сибирь и достичь Тихого океана, создать громадное имперское образование, которое проникло в американское пространство вплоть до бухты Сан-Франциско[172] и лишь под сильным нажимом англосаксов, а позже китайцев и японцев вынуждено было отступить назад?[173]
Решающим был все же тот факт, что продвигавшийся в Северную Азию русский не считал эти пространства незаселенными и поэтому проникал туда, в то время как другие крупные народы мира, в том числе восточноазиатские, с чьим жизненным пространством он скоро соприкоснулся, считали их непригодным для жизни, не имеющим ценности пространственным владением или даже придатком, примыкающим к враждебной для жизни северной полярной области. Таким образом русская экспансия в 1643 г.[174] приблизилась к последнему крупному резервату культурного пространства Земли – восточноазиатскому, который до этого из всех видов анэйкумены сохранялся как основательная область защиты: между полярной, пустынной, океанской, альпийской и тропической. Вопрос был близок к решению, окажется ли под защитой расширяющегося русского образования северный пшеничный пояс Земли вокруг всей северной зоны умеренного климата, или же он должен оставаться нарушенным в решающем месте сохранением обеспеченной защиты восточноазиатского мотыжного земледелия в северной необжитости. Перед китайцами лежали земли на Амуре, которые они считали непригодными для жилья, не представляющими ценности для огосударствления. Они стояли на Амуре, как Древний Рим – на Дунае и Рейне, наблюдая за рекой, но ничего не организуя там. Все же степной инстинкт Маньчжурской династии защитил ее право на границу в договоре 1689 г., заключенном в Албазин-Нерчинске[175]. Он отбросил русских назад до тех пор, пока нарастающее расчленение рушившейся Маньчжурской империи под ударами морских держав и внутреннего восстания китайского Юга (тайпинов)[176] не помогло им наложить руку на тихоокеанское побережье Маньчжурии и затем на район Амура (середина XIX в.)[177].
Значительно позднее, чем китайцы, угрозу русских из зоны Амура почувствовали японцы. Островному государству, расположенному ближе к тропикам, до конца XVIII в. казалось, что северная анэйкумена начинается уже у пролива Цугару между Хондо и Хоккайдо и крепости Матцумай в Дате на южной оконечности Хоккайдо как оборонительной линии для него достаточно. Лишь в конце XVIII в. японцы ощутили приближающийся натиск и встретили его благодаря спешным северным экспедициям на Сахалин и в богатые рыбой участки в устье Амура под руководством Мамиа Ринзо и Могами Токунаи, которые впервые описал Западу Зибольд[178]. Но затем инстинкт безопасности быстро подтолкнул их собраться с силами для ответного удара: в начале по договорам о совместном управлении с проницаемой северной анэйкуменой через Сахалин и Курилы, затем к разделу, при котором океанские Курильские острова отошли Японии, а близкий к континенту Сахалин – России. Наконец, дело дошло до военного столкновения[179], в результате которого прежде всего Южный Сахалин вновь оказался в восточноазиатских руках и русские были выброшены из коренных земель Маньчжурии. Прибрежная полоса у Тихого океана и земли севернее Амура остались в руках русских; тем самым Восточная Азия была вытеснена из северной анэйкумены, которую она с тех пор без устали стремится возвратить посредством переселения и экономической экспансии. Независимо от этого идет упорная борьба за кратчайшую северную воздушную линию, новейшими симптомами чего являются оккупация острова Врангеля Канадой, разъяснения Советов о том, что им принадлежит вся область, простирающаяся к северу от них до Северного полюса.
Таково на сегодняшний день состояние еще находящегося sub judice[180] вопроса об обеспечении линии защиты в североазиатской анэйкумене. Оно указывает, с учетом рассмотрения по меньшей мере всей предыстории вопроса, какой широкий процесс происходит в людях и народах в результате борьбы за расширение обжитого пространства Земли вокруг полюса, моря, степи, высокогорья, за раздвижение границ человечества, которая ведется одновременно с продвижением державного мышления в считавшиеся незаселенными области. Этот процесс характерен для расширения России в североазиатском и северотихоокеанском направлениях, придавая ему героический облик, хотя и привел к провалам в океанской политике вследствие продаж и Аляски, возвращения к политике охвата северной части Тихого океана, к столкновению с Японией[181], которым снова противостоят континентальные приобретения (Монголия!)[182].
Освоение русскими северного побережья Тихого океана и их вытеснение островными державами
Такие примеры кажутся столь убедительными, что мы фактически пришли к пониманию различной для любого человека и каждой группы людей мнимой анэйкумены – одной казавшейся только им непригодной для заселения, другой – относительной анэйкумены в противоположность абсолютной. Простое упоминание об этом показывает, как мало достигнуто во всех представлениях о границе и пограничных спорах жесткими, чисто правовыми понятиями и научными дефинициями, выработанными общественными науками, как очень нужны повсюду свидетельские показания, заключения экспертов в области географии, чтобы не оставить без внимания противоестественный вздор, закрепляющий позицию, устранение которой означает скорее всего
