Мы шли узенькими переулками, которые были с любовью украшены разноцветными фонариками. Эрнст Шредер затащил нас в тир:
— Мы добудем нашим дамам прекрасный цветок!
От стрельбы мне стало не по себе: у нас с Витольдом с этим было связано слишком много неприятных воспоминаний. Эрнст Шредер продолжал упражняться в меткости, пока наконец не выиграл жуткую лиловую орхидею из пластика, которую галантно преподнес мне. Витольд пробовать не стал: сказал, что не хочет и не умеет стрелять.
Тут Беата выпалила:
— Я сделаю выстрел в твою честь!
Она сразу же попала в цель. Во всем, что касалось ловкости, у нее был талант от природы. Ей досталась красная роза, которую она долго пристраивала к воротнику рубашки Витольда. По-моему, она слишком за ним увивалась. Потом она весело заявила, что хочет покачаться на деревенских качелях.
— Тут уж я пас, — сказал пухлый Эрнст, — у меня при одном взгляде на качели начинает кружиться голова.
Мне тоже не очень хотелось, чтобы вся эта толпа заглядывала мне снизу под широкие юбки. Но моим мнением никто не интересовался. Беата просто взяла Витольда под руку, и вскоре оба взмыли ввысь. Они стояли на качелях совсем близко друг к другу и весело хохотали. Это было пошло до отвращения.
Наконец они спрыгнули на землю. Витольд выглядел очень бледным и больше не смеялся.
— По-моему, тебя сейчас стошнит. Не забывай, что тебе уже не двадцать, — дружелюбно заметил Хаким.
А вот Беата не упускала возможности прикинуться двадцатилетней девушкой, хотя была ровно на три месяца старше меня: она заявила, что голова у нее никогда не кружится и что профессия кровельщика или трубочиста подошла бы ей как нельзя лучше.
Витольд не слушал ее: он пытался добраться до ближайшей скамейки.
— Слушай, старик, — сказал Эрнст Шредер, — приди в себя! Ты что как в воду опущенный? Или тебе совсем худо стало?
Витольд судорожно сглотнул.
— Представляешь, я взлетаю на качелях, хохочу во все горло, издаю какие-то обезьяньи звуки и вдруг замечаю внизу двоих учеников из Ладенбурга!
— So what?[15]— наивно воскликнула Беата. — Учителя, что же, вовсе не люди?
Эрнст поспешил разъяснить ей ситуацию:
— Райнер на больничном, и ученики думают, что он лежит дома, в постели. И вдруг они видят его на качелях! Они могут подумать бог знает что. Теперь, если они решат прогулять урок, то, чего доброго, будут его шантажировать.
— Погоди, — сказал Витольд. — Я, конечно, на больничном, но мне поставили диагноз — «тяжелое психическое истощение на почве депрессии». Врач категорически запретил мне валяться в постели и подолгу размышлять. Он рекомендовал мне побольше гулять.
Витольд как-то резко погрустнел и сказал, что хочет домой. Он все продумал: приехал сюда на велосипеде, чтобы не пришлось вести машину в нетрезвом состоянии. Я вызвалась доставить его домой на своей машине, погрузив на нее велосипед, однако он мрачно заметил, что не будет меня утруждать. Дескать, сегодня ему хочется переночевать дома, в собственной постели, а до Ладенбурга его вполне сможет подбросить Эрнст.
На этом мы расстались. Днем я заезжала за Беатой, и теперь мне надо было отвезти ее домой. Мы сели в машину, и тут началось:
— Рози, а ты произвела на этого доктора Шредера неизгладимое впечатление! Поздравляю!
Я промолчала. Какая чушь! Беата сказала это только затем, чтобы я принялась восхищаться ее собственными успехами. Ну уж нет! Такого удовольствия я ей доставлять не собиралась. Меня так и подмывало высадить ее где-нибудь в темном переулке, но я не хотела показывать ей переполнявшие меня разочарование и ярость. Никаких прав на Витольда у меня не было, к тому же приходилось делать вид, будто мы только что познакомились.
Так и не дождавшись проявления безудержного восторга с моей стороны, Беата принялась расхваливать себя сама.
— По-моему, сегодня я тоже была на высоте, — начала она.
Мне казалось, что я вот-вот расплачусь.
— Оказалось, что у нас с Энгштерном много общих знакомых, к тому же наши дети дружат. Нам было о чем поговорить! — не унималась моя подруга.
Я все молчала. Наконец Беата прекратила свою болтовню, и до конца Бергштрассе мы ехали по темной дороге в полной тишине.
Когда мы были уже почти на месте, я все-таки решилась спросить:
— А вы собираетесь встретиться еще раз? Беата засмеялась:
— Что ты! С его-то обаянием! Я такому не пара, он слишком хорош для меня. Я была не прочь провести в его компании вечер, а больше — это уже чересчур. Потом неприятностей не оберешься. Знаешь, когда такой потрясающий мужик вдруг остается один, он моментально находит себе новую жену, лет на десять моложе. Поверь, уж я-то знаю!
Я выслушала это без особого удовольствия.
— Между прочим, твой Юрген еще моложе! — заметила я.
— Ну да, — сухо подтвердила Беата. — Но ты же видишь, какая между ними разница!
Тут я опять почувствовала к ней некоторое расположение и попрощалась не так холодно, как собиралась.
Дни, последовавшие за этой субботой, ползли как улитки. Мы ни о чем не договаривались, встречи ждать не приходилось, я не знала, когда снова увижу Витольда. Писать ему тоже не хотелось, чтобы не разрушать таинственную незавершенность наших отношений. Кроме того, я боялась писать учителю: а вдруг он найдет в письме кучу ошибок и исчеркает все красной ручкой? Да и вообще сочинения никогда мне не удавались.
Когда наконец раздался звонок, я с надеждой схватила трубку, но это оказалась всего лишь Беата.
— Привет, Рози, как самочувствие после недавних возлияний? Ты ведь к такому не привыкла? — В ее голосе слышалась насмешка. — Кстати, в это воскресенье наши поклонники были у меня в гостях.
Я хотела притвориться, что не придаю этому особого значения, но к горлу, словно червь, подползло глухое отчаяние. У меня вырвался сдавленный стон.
— Что-то Дискау заскулил, — продолжала Беата, — ты наверняка сегодня еще с ним не гуляла. Так о чем это я? Ах да, в воскресенье, около шести вечера, кто-то вдруг позвонил в дверь. Гости были совсем некстати, у меня как раз ужинали дети. Оказалось, что это Райнер Энгштерн (к счастью, Беата сказала Райнер, а не Витольд) и Эрнст Шредер. Если помнишь, в субботу Райнер вернулся к себе в Ладенбург. А теперь наш добрый Эрнст отвозил его вместе с велосипедом обратно в Бикельбах. Было очень мило с их стороны заглянуть ко мне ненадолго. Сказали, что им было по дороге.
Я хмыкнула. Для того чтобы заехать ко мне в гости, им действительно пришлось бы сделать приличный крюк, это нужно было признать. Беата продолжала:
