контроль, и будь проклята, если съёжусь перед ним. В своих снах я художник, который рисует эту сцену и играет в свои грязные, аморальные фантазии. Я просто пригласила его сюда, чтобы воплотить фантазии в жизнь и использовать по своему усмотрению. Подсознание чудесно.
Выпуклость в его спортивных штанах упиралась в мой живот, отчего у меня перехватило воздух.
— Разреши мне вкусить тебя, Бишоп.
— Если хочешь попробовать меня на вкус, Тейвел, сделай это. Не спрашивай разрешения, когда мы оба хотим, чтобы ты что-то сделал, — хрипло прошептала я, когда мой язык скользнул по моим губам.
— Из-за твоего языка у тебя будут неприятности. — Его ладонь медленно скользнула вверх по моей спине, прежде чем пальцы запутались в волосах, затем намотал волосы на кулак и больно дёрнул мою голову назад. — Ты скоро поймёшь, почему не следует уходить далеко от дома в темноте, моя прелестная навязчивая идея, — прорычал он, прежде чем его губы прошлись лихорадочными поцелуями по моей ключице.
Его прикосновения были уверенными и решительными. Роуэн не спрашивал разрешения грубо обращаться с моим телом, что было освежающим. А из-за его губ связные мысли замирали прежде, чем полностью проникали в мой мозг. Он бормотал элегантные слова извращённого порока, наполненные развратом, которые рисовали непристойные образы того, как он оскверняет моё тело. Видения похотливой страсти и запретного удовольствия просачивались в подсознание, пока он продолжал целовать моё плечо, горло и шею. Образы захлестнули душу, просачиваясь в более тёмную, непристойную распущенность моего воображения.
К моменту, как он закончил превращать поцелуи в искусство, я была за пределами связного мышления. Роуэн разрезал всё моё существо, будто я была яблоком, а у него был нож, заменяя женскую энергию энергией покорной рабыни плотской похоти.
— Чёрт возьми, Роуэн, — захныкала я
— Пригласи меня попробовать тебя на вкус, Бишоп, — прошептал он, прикусывая зубами мою ключицу, прежде чем его дыхание проложило обжигающий след к моему уху. — Чёрт возьми, я хочу контролировать тебя, командовать и доминировать над тобой и использовать до тех пор, пока ты не будешь слишком измотана, чтобы даже дышать. Будь хорошей девочкой и попроси попробовать твои пухлые губки. Позволь попробовать твою прелестную розовую плоть, пока ты не превратишься в мокрое, рыдающее месиво, размазывающее грязь по моему лицу. Не заставляй меня спрашивать снова, — прогрохотал он мне в ухо, посылая электрические разряды и заставляя нервы давать осечку.
— Поцелуй меня, Роуэн. — Слова были едва слышным вздохом, но по его звериному рычанию, я поняла, что он их услышал. Его пальцы сомкнулись на моём горле, он приподнял мой подбородок, заставляя посмотреть ему прямо в глаза.
— Ты уже влажная для меня? Ответь. — Доминирующая дрожь в его тоне заставила меня пожелать, чтобы он превратил моё горло в грёбаный детский сад.
— Да. — Его лицо потемнело от моего страстного шёпота. Роуэн прижал меня к себе с молчаливой силой своего тела. Я издала хриплый стон, когда возбуждение начало приливать к сердцевине. — Насквозь влажная, — призналась я, тяжело дыша от порочных образов, проносящихся в моей голове.
— Этого ты от меня хочешь? — От его вопроса у меня участилось дыхание.
— Да, чёрт возьми, — простонала я, задыхаясь от расплавленного желания. Тёмный, хриплый смех, который он издал, заставил мои бёдра прижаться друг к другу, чтобы унять пульсацию.
Губами Роуэн скользнул по моей щеке, будто запоминал каждую деталь, а носом потёрся о линию подбородка, затем медленно коснулся моего бешено колотившегося пульса. Томные, методичные прикосновения создавали симфонию моего тела, и Роуэн был искусным дирижёром. Каждый поцелуй был рассчитан, как у генерала, который неторопливо выискивал каждую слабость противника. От этого всё внутри меня сжалось в тугой, раскалённый добела шар безумной потребности в животе.
Привкус виски в его дыхании обещал опьянить, если Роуэн когда-нибудь коснётся моих губ. Руку, которой сжимал моё бедро, он медленно поднял вверх по позвоночнику, и на этот раз, когда запустил пальцы мне в волосы, я возжелала резкого, требовательного запрокидывания головы. Так у него появился бы лучший доступ к моему горлу, когда он целовал, лизал и покусывал чувствительную кожу. К моменту, когда он, наконец, добрался до рта, я была бескостным месивом распутной плоти. А когда он коснулся моих губ своими, от простого контакта у меня подкосились колени. Его язык медленно провёл линию вдоль моей нижней губы, дразня, пока я почти отчаялась ощутить его вкус. Когда я застонала, он отозвался эхом из глубины груди, а затем его рот поглотил, разрушил и ослабил все сомнения, которые у меня были относительно него.
Наши языки встретились, схлестнулись и устроили дуэль, ведя битву, которую я была готова проиграть, как и выиграть. Его рука на моём бедре ослабла, затем отодвинула тонкий материал трусиков. То, как он провёл длинным пальцем от одного конца моей влажной плоти к другому мягким, как пёрышко, прикосновением, заставило мои внутренности скрутиться от желания быть наполненной. Мужчины прикасались ко мне, но никогда не заставляли тело реагировать так. Никогда не было так эротично, и я никогда так не возбуждалась от простых прикосновений или поцелуев. Что-то в нём вызывало во мне дикое желание, что я буквально чувствовала, как оно стекает по бедру. Не было никакой неловкости в его присутствии, поцелуе или умелых пальцах. Вместо этого я набралась смелости положить руки на его жилистую, мускулистую грудь, чтобы изучить каждый изгиб и каждую пульсацию мужской силы, которую она излучала.
Кончиком пальца я скользнула по V-образной мышце, которая вела к тому месту, где упругая, гладкая кожа его живота встречалась с тканью спортивных штанов. Я просунула руку под пояс и нашла толстый член.
Тёплое прикосновение металла заставило мои глаза распахнуться от любопытства, что-то находилось под его огромным членом и касалось моей руки. Неуверенность в том, что, как показалось, я почувствовала, не поддавалась вычислению. Единственное, в чём я была уверена — у Роуэна выдающиеся телосложение.
Роуэн отпустил мои волосы и схватил за запястье, останавливая от дальнейших исследований. Когда он вывернул мою руку, оторвался от моих губ. Сдавленный крик боли вырвался из моих лёгких, когда хватка на запястье стала болезненной.
— Я не давал тебе разрешения прикасаться ко мне, Бишоп. — От жёсткой, ледяной резкости, волосы у меня на затылке встали дыбом, а его глаза сузились, в них вспыхнуло презрение там, где мгновение назад кипела похоть. Я проглотила охватившее меня беспокойство и облизала распухшие губы.
— Ты прикасался ко мне, Тейвел. Будет справедливо, если я сделаю то же самое, — пробормотала я. Все эмоции исчезли с его лица, оставив меня оцепеневшей от
