дело на диверсию смахивает…
Вакцина, которую сейчас институт Пастера производит и в других местах делают — живая. Препарат содержит в себе вирус, выращенный на коже телят. Защищает она привитого лет на пять, это в самом лучшем варианте. Ну, бывают и осложнения, если при вакцинации на противопоказания глаза закрывать.
Я подробно выяснил, кто и когда китайцев вакцинировал. Один из солдат рисовал хорошо и сейчас у меня в руках даже портрет был. Того, кто из института Пастера у них этим делом занимался. Лицо на портрете мне даже немного знакомым было, видел я этого человека, если ничего не путаю.
— Ваш? — Сормах на портрет пальцем ткнул.
— Вроде…
— Поехали разбираться. — комендант Парижа насупил брови.
— Поехали, — согласился я.
Перед казармой китайцев мы с Сормахом на лицо маски нацепили, на руки — резиновые перчатки. Ещё я его предупредил, чтобы он ничего не трогал, хоть и в перчатках, в никакие места не лез.
Заразиться мы с ним не должны, так что сейчас обратно в институт Пастера отправились. Во всем этом срочно разобраться надо было.
Глава 21
Глава 21 Оспа в Париже
Я от оспы привит, Сормах — тоже. Сам я его прививал, уже здесь в Париже. Вот и разрешил за собой в казарму ему войти и в обморок не упал, когда он скляночки на мой стол выложил.
Ну, а перчатки и маски зачем мы нацепили? А пусть будут. Никогда такое не помешает.
Охранники мои привиты…
Персонал института Пастера — тоже.
Вот с населением Парижа — проблема. Во французской столице в этом отношении конь почти не валялся. Нет, привитые имеются, но только небольшую долю парижан они составляют. Плюс к этому, Париж — город транзитный. Мама дорогая…
Китайцы больны. Это я сам видел. Картина у них классическая — никакого лабораторного подтверждения не надо.
Зачем и кто их заразил — разберутся соответствующие компетентные товарищи с холодными головами и горячими сердцами. С Лениным в башке и наганом в руке. Так, вроде, пока живым классиком сказано. Или, это он не о них? Плохо я с литературой знаком, имеется у меня такое упущение.
В оптимальном варианте город надо закрывать, но это вряд ли получится. Сейчас не только самих китайцев надо изолировать, но и немедленно выявить всех, кто с ними контактировал. Они тоже подлежат лечению в изоляции. Парижан — вакцинировать. Желательно — поголовно.
Эх, взять бы в карантин весь город, никого не впускать и не выпускать…
Мечты, это, Нинель, мечты…
Из них меня Сормах вывел.
— Этого на рисунке, надо за шкирку брать. Со всеми вытекающими…
Я в ответ только покивал. Такое и ёжику понятно.
— Исследовать ещё пузырёчки. Там они, у тебя на столе остались.
Не на столе, а давно уже в лаборатории… За дурака меня, Сормах, считать не надо…
Даже подозреваю я, что там найдут. Однозначно, не остатки нашей живой вакцины, а самого настоящего неослабленного возбудителя. Кто-то против китайцев биологическое оружие использовал. Ну, эта дорожка к смерти уже давно протоптана, не одна ей сотня лет.
Не о мужике с рисунка и не о скляночках сейчас у меня голова болит, а о том, как мы контактных выявлять будем и массовую вакцинацию устраивать.
В принципе, это — реально. Дома же в конце пятидесятых годов в Москве справились. Тогда Алексей Кокорекин, художник-плакатист, дважды лауреат Сталинской премии из Индии в столицу СССР оспу притащил и через неделю от неё и умер. Сходил, называется, в далекой стране на похороны брамина. Потащило его куда не надо. Почти десять тысяч контактных моментально выявили и более шести миллионов человек вакцинировали. Поговаривали и о десяти миллионах, это если Подмосковье считать. Столица тогда была закрыта на карантин, отменено воздушное и железнодорожное сообщение, перекрыты все автодороги…
Вспышка за пределы Москвы не вышла, задавили её за девятнадцать дней с момента начала проведения мероприятий.
— Николай Гурьянович, слушай внимательно и запоминай. Меня, тут и гадать нечего, отстранят за всё это, а сейчас вот что делать срочно надо…
Расписал я всё Сормаху подробно, по пунктам разложил.
— Нинель, ты чего? — Сормах на меня глаза вытаращил.
— Чего, чего… Вон как получилось…
— Не ты же виноват.
— Я за всё в институте отвечаю.
— Отвечаешь… — Сормах тяжело вздохнул. Понимал он меня. Сам Николай Гурьянович в сей момент за целый Париж ответственность на себе тащил.
— Отвечаю.
— Так, слушай, Нинель. Пока я комендант Парижа, тебя не тронут. Работай. Там видно будет.
Как дома в Москве, у нас не получилось. Там — один художник оспой болен был, а тут почти сотня китайцев. Контактов у них получилось — море разливанное. Там, сям и во всяких иных местах.
В Москве ещё хорошо, что правильно отреагировали. Чуть ли не всю столичную ЧК нам на помощь отправили. Врачей и средний медицинский персонал тоже самолётами и поездами в Париж перебросили. Не они бы, хрен контактных мы тут выявили. Они, суровые мужики в кожанках, долго не разговаривали, общался с китайцами из третьего батальона — пожалуйте в карантин.
Париж в панике был, но Сормах его быстро в чувство привёл революционными пролетарскими методами.
Три месяца мы не знали ни сна и ни отдыха. Только думали, что справились с заразой, а тут опять — очаг…
Да, злыдня того, что китайцев заразил, мы не нашли. Не явился он на работу в институт, уже на следующий день после того как батальон «вакцинировал». Прибыл он в Пастеровский институт с группой приглашенных специалистов из Англии, которые делу мировой социалистической революции высказали согласие помочь. Сам он не ученый был, только лаборант. Тут, в Париже, в бригаде вакцинаторов его задействовали. Английские товарищи эту козлину безрогую особо и не знали, как-то так, хитрым образом он к ним приблудился. Толком они ничего и объяснить не могли…
Меня, как я и предполагал, от руководства институтом отстранили, но уже после ликвидации оспы в Париже.
— Ничего, Нинель, я поделать не могу.
Знатный большевик Сормах глаза прятал. По его мнению, меня бы наградить надо, а не в Москву отзывать.
— Думаю, там честно и объективно во всем разберутся, — пытался успокоить он меня.
— Да всё хорошо у меня будет…
Говорить-то так, я говорил, но сам был не особо в этом уверен. Ладно, от судьбы не уйдёшь.
Все последние месяцы меня очень
