и схватила девчонку за руку. — Бежим, Ума-шен.
Она глянула на меня в недоумении — я никогда не называла её этим именем.
— Лёля! – я услышала отдалённый, ещё тихий мужской голос, и моё сердце оборвалось.
— Машка, хватит нюхать ромашки! — я дёрнула её за собой. — Бежать! Быстро!!!
Она бежала неуверенно, путалась в высокой траве и собственных ногах, оглядывалась. Это её подвижность не восстановилась настолько, чтобы бегать по неровной местности или любопытство стреноживало? Иногда пыталась остановиться — то ли отдышаться, то ли рассмотреть что-то из лесной растительности.
— Машэ, давай быстрее! — умоляла я её и тянула, тянула за собой, чувствуя, как начинают болеть от напряжения мышцы, а паника — бить крупной дрожью.
Игорь был где-то недалеко – его зов повторялся и повторялся, и с каждым разом всё ближе. Мне казалось, что я даже слышу топот копыт его лошади.
— Лё-о-о-ля-а-а!..
Нет, не сейчас, только не сейчас! Я не хочу! Я не готова! Зачем я пошла на эту прогулку?! Разве первая не стала мне уроком?
А Машэ еле двигалась, на каждом шагу спотыкаясь. Оглядывалась и твердила:
— Машэ тут не проходила, Машэ шла не здесь, — и норовила выдернуть руку.
Может, и не здесь, каких только чудес не бывает в отцовских лесах? А я шла не по ориентирам, я шла на зов Всёли и потому точно знала, что идём мы правильно.
— Далеко? — спросила мысленно.
— Совсем близко. Если будете так медлить, я не смогу тебя защитить, Ольга. Разве что он снова нанесёт тебе ранения, и только полумёртвую я смогу тебя забрать. А я так не хочу.
А ведь у нас ещё есть Машка. Так ярко представилось, что Игорь с ней сделает, если мы ему попадёмся, что спине стало холодно.
Сначала – оплеухи. Так, чтобы голова моталась из стороны в сторону. И всё это с улыбочкой, с какой-нибудь присказкой, произнесённой ласковым голосом. Потом – бокс: грудная клетка, живот, лицо, голова. Потом в ход пойдут ноги… В конце концов, она умрёт.
А чтобы я знала своё место, то умрёт она на моих глазах. И большой милостью со стороны Игоря будет, если мне не придётся прикладывать руку к её смерти.
Меня передёрнуло, и новая волна паники облила льдом спину.
— Не хочу! — прорычала сквозь зубы.
Сил будто прибавилось, и я быстрее потянула девчонку к станции.
«Не хочу! Не хочу, не хочу!» — билось в ушах, в голове, в сердце.
— Лёля! — услышала я такой родной и до боли знакомый и до ужаса близкий голос. Ступнями я ощущала, как вздрагивает земля под копытами лошади. И топот, и сап животного был, казалось, прямо за моей спиной. — Остановись!
Но и Всёлина распахнутая дверь была в двух шагах, манила прохладой и стерильной чистотой. Я не обернулась.
Смогу ли я противиться ему? Смогу ли устоять? Спастись? Или опять попаду в сети его взгляда, голоса, энергии?
Звук спрыгнувшего на землю седока за спиной едва не лишил меня сил двигаться дальше. Вот уже и явственный звук шагов за спиной — это бежит за мной Игорь.
— Лё-ля... – шепот за спиной почти не слышен, но для меня звучит как гром.
Не хочу!
Два шага я сделала, Машэ втолкнула в проём первой, влетела сама, и дверь за моей спиной мягко захлопнулась, отрезая все звуки. Я осела на пол, с трудом переводя дыхание.
Ушла.
Всё. Я ушла. Уткнулась в ладони лицом, справляясь с рыданиями и рвущимися из груди хрипами.
Не догнал... Слава Вселенной, не догнал!
— Кто это был? – мяукающие интонации в голосе и едва заметное прикосновение к плечу.
Я глянула в удивлённые тёмные глаза.
— Это мой знакомый, — с трудом проговорила, вставая с пола не столько потому, что надо было двигаться, сколько чтобы скрыть лицо.
Взгляд зацепился за лесной мусор на хламиде моей подопечной. Я очень тщательно и долго отряхивала Машку от сухих травинок, листиков и прочего мусора, прежде чем смогла сказать:
— С ним не надо встречаться.
— Ольга-се боится?
Её взгляд из любопытного стал пронзительным, и в ответ я смогла только скривиться. Что ей сказать?
— Ольга, я спрятала тебя. Не стоит переживать. Он сюда не проберётся никогда. Обещаю.
Я верила. Каждому её слову верила и за поддержку была благодарна, но мне бы успокоиться.
Мы с Машэ сидели на диване в приёмном зале. Она задумчиво и радостно улыбалась, а я смотрела на окружавшую меня белизну и, впитывая её спокойствие, успокаивалась сама. Теперь казалось странным и нелепым само желание выйти отсюда, желание увидеть пятнистую и такую опасную тень деревьев, почувствовать такой подозрительный запах леса, услышать такой пугающий скрипа седла. Странно, что раньше хотелось движения.
Сейчас нужно было свернуться калачиком, и чтобы вот такое белое вокруг, чтобы вот так спокойно, чтобы никто не дышал в затылок, а сам затылок не леденел от ужаса.
Меня уже не трясло от пережитого, но всё это пережитое снова и снова, словно в роликах Всёли, прокручивалось в голове. Я снова и снова слышала низкий мелодичный голос Игоря за спиной, снова боялась не успеть и снова задыхалась от ужаса.
Белый цвет, ровный, гладкий, и ничего не видно, — так спокойно, так — хорошо. Потому что в душе всё клокочет и бурлит.
Как он меня нашёл? Как добрался? А что, если бы догнал?..
Об этом думать страшно. Этот страх ожидания, изводил и мучил, словно вцепившийся в душу остервеневший цепной пёс.
В этот страх, словно тараном, билась другая волна, волна счастья. Это была радость Всёли, которую я воспринимала как свою. Она радовалась за Машу.
— Ольга, посмотри! – с неожиданной торжественностью в тоне, словно она распорядитель королевского бала, мысленно восклицала моя напарница. — Посмотри! Ты нашла, раскрыла её!
— Всёля, но ведь всё едва не закончилось плохо, — апатично отвечала я.
Сил на удивление не было, да и внутренняя дрожь требовала внимания — всё норовила прорваться наружу.
— Не случилось, вы успели. Всё хорошо, Ольга!
Ледяные мурашки прокатились по спине. Может, и хорошо, но он меня едва не догнал, и я всё ещё слышала его шёпот, его ненавистное «Лёля!».
Игорь... Как страшно!
Мой прекрасный, вдохновенный Игорь! Скрипка в его руках поёт и плачет, зовёт танцевать и убаюкивает. И когда он, прикрыв глаза и едва заметно улыбаясь, играет, становится просто божественно
