где-то за Оленьим нагорьем группа пограничников, выбиваясь из сил, преследует убийц Кашпарека. Убитого обнаружили в придорожной яме. Он был завален прошлогодней листвой. Неподалеку застыла лужица крови и валялась его старая фуражка.
Медленно тянется время.
В углу канцелярии возвышается гора пустых рюкзаков и чемоданов. Их содержимое, как и задержанные хозяева, находится где-то в другом месте. Ювелир закрывает глаза и переносится мыслями к собственным чемоданам: пока они лежат на письменном столе, рядом с ними саквояж с золотом. Временами в канцелярию заходят пограничники, и тогда задержанный невольно поворачивает в их сторону голову и смотрит на них, словно надеясь, что они несут ему избавление, но каждый раз он встречает только их равнодушные взгляды. Никому нет дела до него. Мужчина вертится на табуретке, сжимает пальцы с перстнями в кулаки. Время от времени с улицы доносится рокот трактора. Мимо окон канцелярии проходят какие-то люди. Человек на табуретке внимательно вслушивается в их голоса, пытается выхватить из этих фраз хоть что-нибудь обнадеживающее. Может, еще не все потеряно, может, вдруг откроется дверь, он выйдет на свободу и возвратится с семьей в Прагу. В Прагу, где еще вчера, казалось ему, невозможно оставаться, потому что там могли отобрать у него большую часть имущества. Теперь он потерял все. Он гол, как дерево зимой. Все, что он имел, теперь лежит на столе у этого худого молчаливого пограничника. «Отпустите меня, люди добрые, отпустите без всего этого добра. Скажите только, что ничего не произошло и я снова буду жить…».
— Возьмите все это, — промолвил ювелир сдавленным голосом. — Я никуда не хотел бежать. Отпустите меня, и все будет в порядке.
Но Кот молчит. Замолкает и ювелир. Его будут допрашивать, поэтому он хочет сосредоточиться. Это нужно сделать как можно скорее, потому что пограничник за столом в любой момент может задать вопрос. Но сосредоточиться не удается. В голове пусто, лишь глаза настороженно и выжидающе смотрят на пограничника.
Но Кот по-прежнему молчит. Помещение насыщено безмолвной суровой борьбой нервов, и человек на стуле ее проигрывает. Он задержан на хамрской пограничной заставе службы государственной безопасности, и его одолевает страх. Только вчера он ничего не боялся и о переходе границы почти не думал. Где-то поблизости, очевидно, должен быть луг, на лугу пасется корова. Ленивый и заунывный перезвон колокольчика, висящего на ее шее, мучает человека на стуле. Ему вспоминается, как в детстве он открывал дверь письмоносцу. Вот письмоносец стоит перед отцовской ювелирной мастерской, низко опустив голову. Так же, как и сейчас, доносится колокольный перезвон — это похоронный звон. Письмоносец Марейка качает седой головой и с улыбкой говорит: «Это был бедняк. Слышишь, что о нем говорят колокола? Все — там — с ним — ничего — не имел, все — там — с ним — ничего — не имел… А когда умирает богач, колокол о нем поет: имел — поле — дом, имел — поле — дом». «И я имел дом в Праге, в нем ювелирную мастерскую, а в ней одиннадцать работников», — мелькает в голове ювелира. Мужчина на стуле смотрит на мужчину за столом: два месяца назад Прага была переполнена такими вот людьми. Ювелир в страхе наблюдает за равнодушными движениями пограничника, за его неторопливой тяжеловатой манерой писания и содрогается от ненависти. Он понимает, почему молчит пограничник и почему они лишь вдвоем в канцелярии. Это атака на его нервы. Ювелир знает об этом, и его сопротивление слабеет.
Скоро полдень. С ним никто не говорит. На него не обращают внимания. Он — ничто.
А снаружи, за окном, продолжается жизнь. Это пугает ювелира. Он снова начинает просить, клянчить и проклинать. Но, как только выговорится, ему становится еще хуже, чем прежде.
— У меня ребенок, поймите, — произносит он шепотом. — Вы видели ее?
— Об этом нужно было думать раньше!
И снова тишина. Ювелир измучен до предела. Временами он тяжело дышит, пот льется с него градом. Ему кажется, что он находится здесь уже целую вечность. Надвигаются сумерки… Но вот пограничник встает из-за стола. Он показался ювелиру огромным. Наступление началось. Мужчина нерешительно поднимается со стула.
— Сидеть.
Послушно, как маленький ребенок, ювелир опускается на стул. У пограничника узкое лицо, волосы с проседью, он угловат и тяжеловесен. Нет, это не человек, это изваяние. Как удивительно разговаривает он: почти не разжимая губ.
— Признаетесь в попытке перейти государственную границу?
— Да…
Вскоре ювелира увели, а Кот еще долго сидел один. Мысли его неизменно возвращались к болоту, куда направляется первый дозор. «Люди не уверены, что я прав. Но ведь и у меня самого нет полной уверенности…» Зазвонил телефон. Убийц Кашпарека схватили в зале ожидания на станции Собеслав. Преступники не решились на переход границы после совершенного ими преступления. Они считали, что легче скрыться в глубине страны. Их следы обнаружил наряд со служебной овчаркой на вокзале в Будейовицах. Но Кашпареку жизнь уже не вернуть…
Субботний вечер. Под окнами слышны шаги людей, торопящихся в клуб, на вечеринку, а Земан с Цыганеком собираются в дозор к болоту. У Земана до сих пор пылает лицо, искусанное комарами и мошкарой, тучи которой носятся вокруг болота. Он хмурится. Обычно говорливый Цыганек тоже молчит. Земан поглядывает на здание магазина: в комнате Марии свет, значит, она дома. Возможно, она ожидает, что Земан постучит снизу и пригласит ее на танцы?.. Цыганек начинает потихоньку посвистывать с досады. Кот зашел в свою комнату и принес оттуда катушку крепкого шпагата. Из клуба донеслись первые звуки музыки. Цыганек перестал свистеть и, чем-то опечаленный, только качал головой. Кот надел плащ и сказал:
— Пойду с вами. Натянем там бечеву.
— Ну и провисит она там до весны, — не удержался Цыганек.
Начальник заставы молча застегнул пояс и только тогда, прищурив глаза, холодно ответил:
— Я делаю это не ради потехи и это дежурство выдумал не для того, чтобы вас терзать. Не поступил бы так, если бы… если бы был абсолютно уверен…
— Килиан мертв, — пробурчал Цыганек.
— Наряд назначаю я. Есть еще вопросы?
— Нет.
Цыганек, черноволосый кузнец из Моравского Словацка, был одним из лучших бойцов на заставе Кота. Счастье всегда улыбалось ему: на его счету было сорок семь задержанных нарушителей, как ни у кого из хамрских пограничников. Кто бы ни проходил по его участку «капр», волей-неволей должен был повстречаться с Цыганеком. Однажды во время его дежурства на него нарвались пятеро перебежчиков. Заблудившись, они зашли прямо во двор заставы и постучали в кухонное окно. Как и Беран, Цыганек знал почти всех местных жителей. Он был завсегдатаем вечеринок в районе, не считал за труд пройти
