от города, даже напоминает мне мою старенькую бабушку. Все старые люди, так или иначе, похожи друг на друга.
– И когда я смогу прочесть твой роман?
– Мам! – вмешивается Альбина осуждающе. – Ты перестанешь докучать бедной девушке? – Она встаёт из-за стола, хватает меня за руку и ведёт в соседнюю комнату. – Идём, Аня, время уже позднее, а мне завтра на работу.
Меня немного напрягает, что мы оставили грязную посуду на столе. Тётя Вера не выглядит слишком старой. На вид ей лет шестьдесят. Но это не значит, что я должна перекладывать обязанности на женщину, у которой есть проблемы с сердцем.
– Может, я помою посуду?
– Я сама уберу со стола, – отвечает она, когда мы оказываемся в спальне. Альбина вручает мне белый халат и гонит в ванную комнату. – Искупайся, пока вода не замёрзла.
– В каком смысле?
– Это сложно объяснить. Если говорить по-простому, за домом стоит аппарат, который нагревает воду. Мама запускает его утром и вечером, чтобы мы могли искупаться и прибраться в доме. Со временем вода остывает. Особенно, когда на улице так холодно. Заново воду греть никто не станет, поэтому тебе стоит поторопиться.
– Логично! – И я ухожу в душ.
Не знаю, о чем говорила Альбина, пытаясь донести до меня суть получения горячей воды, но я искупалась без особых проблем. Вода была очень даже горячей.
Я не стала задерживаться. Если верить словам младшего лейтенанта полиции по делам несовершеннолетних, завтра утром ей нужно ехать на работу. Это значит, что мне придётся подстроиться под график Альбины, иначе я буду добираться до города на своих двоих. Черт знает, как тут обстоят дела с транспортом. Если автобусы не ходят, придётся заказывать такси. Это лишняя трата времени и сил.
Искупавшись, я сушу волосы подручными средствами, надеваю на голое тело обычный халат и босыми ногами топаю в спальню. К тому моменту, как я вхожу в комнату, Альбина успела расправить двуспальную дубовую кровать, стоящую возле стены.
– С лёгким паром, – улыбается она, и я закрываю дверь, заметив, что во всем доме уже погашен весь свет. Горит один светильник на столе, рядом с постелью.
– Спасибо. Тётя Вика уже спит?
– Она выпила таблетки и уснула. Не обижайся, но я специально увела тебя в комнату. Ей нужен отдых и покой.
Похоже, мной манипулируют. Но я не возражаю. Если это необходимо, кто я такая, чтобы портить распорядок дня больной женщины?
– Мне кажется, или ты стала часто просить прощения? – спрашиваю в открытую, присев на край постели. – Альбина, что происходит? Зачем ты притащила меня к себе домой? Хотела познакомить с мамой? Или это твой способ загладить вину?
– Ты ведь понимаешь, что я могла забыть про дело твоего брата? – тихонько спрашивает она.
– Поэтому ты согласилась выпить кофе? Из-за этого ты паришься, что я буду встречать Новый год в полном одиночестве?
– Я испортила тебе праздник, Аня. Разумеется, я хочу загладить вину!
– Прекрати!
– Что я должна прекратить?
– Винить себя в ошибках моего сводного брата! Антон сам виноват. И я не хочу, чтобы ты чувствовала себя обязанной. Это ничего не изменит.
– Ты так думаешь?
– Я слишком хорошо знаю свою семью, – говорю я, оглядевшись. – Если Марина решила, что они должны поехать в Москву, отец побежит за ней. Как бы ни было больно, он точно такой же типичный мужик, которому нужна рядом юбка, откуда торчат сексуальные ножки.
– Забавно.
– Слушай, а у тебя нет какой-нибудь сорочки? – меняю тему, потому что не хочу говорить об отце.
– Прости, но я привыкла спать без лишних вещей, – признаётся Альбина, мотая головой.
– И что мы будем делать? – уточняю я, снова краснея от стыда. Я не возражаю, если она решит спать со мной без ничего. Но это немного неожиданно и неправильно. Мы слишком плохо знакомы, чтобы все случилось так быстро.
– Снимай халат и ложись. – Альбина встаёт с постели, выключает светильник и отворачивается. – Обещаю, я не буду подсматривать.
– Шутишь, что ли?
– Ну, ты ведь стесняешься, – она оборачивается, и я наглядно надуваю губки. – Или нет?
– Не говори ерунды! – без застенчивости снимаю халат, бросаю его на спинку стула, а телефон прячу под подушкой. Сама ложусь, укрываясь очень тёплым верблюжьим одеялом.
Альбина, кажется, улыбается, следуя моему примеру. Когда она ложится рядом со мной, я делаю глубокий вдох. Легли, а дальше что?
– Покажешь свой шрам? – не придумав ничего лучше, я включаю фонарик на телефоне.
– Смотри, – шёпотом отзывается она, стянув с себя одеяло по пояс.
Шрам, как она и говорила, находится в области правой ключицы. Это небольшой след от пули, больше напоминающий глубокий порез. Разница лишь в округлой форме и сморщенной коже по краям. Но даже в таком виде огнестрельное ранение выглядит весьма внушающим.
– Никогда бы не подумала, что какой-то психопат будет стрелять в такую красивую женщину.
– Считаешь меня красивой? – Альбина внезапно поворачивается ко мне и смотрит прямо в глаза.
Зачем я только это сказала? Я лежу рядом с голой женщиной, к которой испытываю интерес. И мой мозг предаёт меня. Я уже не соображаю.
– Это оборот речи, – пытаюсь оправдаться, но понимаю, что это бессмысленно.
– А Риту ты тоже считала красивой?
…
– Я права?
– Откуда ты знаешь это имя?! – повышаю голос я. Мне не нравится, когда кто-то узнает мои секреты без моего ведома.
– Ты же помнишь, где я работаю? – издевательски улыбается Альбина. – Я знаю, что случилось в две тысячи тринадцатом году. В деле есть показания преступника, который заявил на суде о том, что подтолкнуло его на совершение преступления. Он напал на тебя, верно? И он сделал это, потому что считал тебя порочной девушкой. Или, проще говоря, лесбиянкой. Я сложила общую картину и поняла, что случилось в той деревне.
– И что? Поэтому ты пригласила меня к себе домой? Хотела затащить меня в постель?
Теперь эти слова не возбуждают, а бесят! Я готова простить очень многое, но только не вмешательство в личную жизнь. Мои отношения с Ритой были слишком прекрасными, нежными и чистыми, чтобы какая-то сучка из полиции совала в них свой длинный нос.
– Ты любила её?
–