стол голову.
— Ты здесь? — удивился Степан. — В чем дело?
От него пахло дорогими духами и вином.
— Я ждала тебя, Степа…
— Что за глупость! Я же не ребенок, Котенька.
Она подошла к нему и положила ладони на его грудь.
Степан увидел слезы в глазах сестры и спросил озабоченно:
— Да что случилось? Тебя кто-нибудь обидел?
— Нет, никто…
— Почему ты плачешь?
— Не знаю… так… — Она вытерла глаза согнутым пальцем.
— Ничего не понимаю, — сказал Степан и пожал плечами.
— Степа… можно тебе задать один вопрос?
— Конечно.
— Откуда у тебя столько денег?
Он снял шляпу и прошелся по веранде.
— Почему ты об этом спрашиваешь?
— А разве я не имею права спросить?
— Нет, разумеется, можешь… Ну хорошо, я отвечу… Я получил премию от горторга. Я уже говорил об этом.
— Все равно у тебя… очень много денег… Очень много, Степа! Я видела…
— Ну, знаешь, это уже не твое дело! Ступай спать! Катя молча пошла в дом.
Глава ДЕСЯТАЯ
На ростовских улицах зацвела белая акация. Кто живал в Ростове, тот на всю жизнь запомнил это похожее на чудо белое кипение. Бесконечные ряды деревьев походят на сугробы. Город заполнен нежными и пышными цветами. Пряный аромат наполняет улицы, мощно вливается в открытые окна домов, трамваев и троллейбусов. Он ни на что не похож, этот резкий и дурманящий аромат. Так пахнет только один цветок на нашей планете — белая акация.
Никто не продает и не покупает этих удивительных белых цветов, потому что они всюду: на улицах, во дворах, в скверах. Ростовчане ходят на заводы, в учреждения, в школы чуточку хмельные от этого всюду проникающего и обволакивающего запаха. У всех невольно начинают сверкать глаза, с лиц не сходят улыбки, и все словно молодеют. Мелькают на улицах летние платья и костюмы, звучит смех, и яркое южное солнце заливает город слепящим светом.
Десятки тысяч ростовчан уезжают на противоположный берег Дона на пляж. Песчаные отмели реки кишат полуголыми ростовчанами, похваляющимися друг перед другом первым летним загаром.
Особенно остро воспринимала это удивительное южное чудо Катя, которая родилась на севере, в тайге. Часами она просиживала в гамаке, запрокинув голову и глядя затуманенными глазами на белое кипение акаций.
Матери Кати и Лизы были родными сестрами, но еще в двадцатых годах мать Кати вышла замуж и уехала в Тобольск к родителям мужа. Там она родила Степана и Катю и вскоре умерла от воспаления легких. Отец, инвалид Отечественной войны, тяжело раненный в боях под Будапештом, был похоронен рядом с женою на тобольском кладбище. Несколько последних лет Катя жила в Тобольске вдвоем с дедушкой в небольшом деревянном доме на берегу Иртыша. Степан писал редко, а приезжал в Тобольск и еще реже. Судьба, как говорил он, «носила его по просторам России». Лишь после смерти дедушки он забрал Катю из Тобольска.
Брат и сестра, внешне похожие друг на друга, такие же, как отец, стройные, с красивыми темноглазыми лицами, на самом деле оказались совсем различными людьми. Их предки по отцу были сибирскими чалдонами, охотниками, звероловами и лесорубами. Катю с детства приучили трудиться и заботиться о доме. Степан после средней школы уехал продолжать образование в Омск, но институт не закончил. Его почему-то увлекала торговля. «Рыба ищет, где глубже, а человек — где лучше», — объяснял он с усмешкой. Степан кончил какие-то торговые курсы и, судя по его письмам, почти всегда возглавлял какие-то магазины. Странным было лишь то, что он нигде не работал больше одного-двух лет и без конца кочевал из города в город. Катя с удивлением открывала в нем незнакомые ей доселе в людях такие черты характера, как барство, небрежное отношение к тем, кто был чином ниже, и раболепие перед начальством. Она не всегда отдавала себе отчет, правильно или неправильно поступает ее брат. Ведь она любила его! Но со временем его жизнь (она и сама толком не знала почему) все больше и больше беспокоила Катю.
…В школах кончались экзамены. Утром, во время завтрака, Лиза со вздохом сказала:
— Папа, мне предстоит ужасный месяц!
— Объясни точнее, — отец положил вилку и внимательно посмотрел на Лизу.
— Наши восьмиклассники на четыре недели должны ехать куда-то полоть колхозную кукурузу.
— Трудовое воспитание, сестренка! — заулыбался Степан. — Так сказать, связь обучения с практикой. Это теперь модно в школах.
— А мы тоже едем в колхоз, — сказала Катя, — только в другой район.
— Но зачем же тебе ехать в другой район, Катюшка? — сказал Константин Сергеевич. — Если ты с осени будешь учиться с Лизой в одной школе, то я думаю, что и в колхоз тебе следовало бы ехать вместе с Лизой. Кстати сказать, Лиза, ничего ужасного в том, что ты освободишь бабушку от забот на четыре недели, я не нахожу.
— Костенька, — затревожилась бабушка, — как же Лизонька там одна будет?
— Ничего, ничего, мама! Ей полезно. А потом почему одна? Она будет с товарищами.
Сережа довольно потер ладонь о ладонь.
— Вот мозольки-то себе Лизка натрет!
— Помолчи, червяк! — буркнула сестра. — С тобой не разговаривают.
— Дядя Костя, — сказал Степан, — на мой взгляд, это правильная идея, чтобы Лиза и Катя ехали вместе. Я сегодня же зайду и в Катину и в Лизину школу и обо всем договорюсь.
— Сережа, — вдруг строго проговорила бабушка, — не вертись за столом!
— А я не верчусь, бабуся, я хочу уйти…
— Еще чай не пили.
— А я не хочу. чаю… И вообще мне некогда…
— Что у тебя за дела? — спросил отец.
— Октябрятский сбор, пап…
— Да ведь в младших классах занятия кончились.
— Занятия кончились, а октябрята остались, папа. Не могу же я их на лето без присмотра оставлять.
— А, в таком случае ты, конечно, прав.
— А чай? — спросила бабушка.
— Если он не хочет, пусть не пьет, мама. Дела прежде всего! Правда, Сергей?
— Ага, — сказал Сережа и вылез из-за стола.
— Пирожков заверни, — посоветовала бабушка. — Небось опять на целый день исчезнешь?
Сережа завернул в газету несколько пирожков и вышел на улицу. У калитки его уже ждали четверо октябрят — три девочки и один мальчик.
— Эх, детство! — сказал Степан, глядя в окно. — Никаких забот! Неповторимое время!
— По-моему, забот у него хоть отбавляй, — улыбнулся отец.
— Ну и заботы! — поморщила Лиза нос. — С утра до вечера валяет дурака!
— Ты плохо относишься к своему брату, Лиза, — нахмурился отец. — А он значительно серьезней тебя!
Лиза обиделась.
— Еще бы! Он же твой любимчик!
— Уж ты не говори несправедливостей, Лизонька, — вмешалась бабушка. — У папы любимчиков нет. Он отец
