он хотел бы забыть.
– Майора Кулебякина сначала отпустили в отпуск, а потом вдруг отозвали из него. А мы уже все спланировали и организовали. – Я саркастически процитировала рекламу: – «Незабываемый отдых в уютном доме на берегу озера в сосновом лесу позволит вам отдохнуть душой и телом»! Хорошо хоть шеф сумел договориться о замене недели на двоих декадой на одного гостя.
– Так это ваше агентство делало рекламу глэмпингу «Озерный берег»? – Сева заерзал. – Ну, мама…
– Да, кстати, а как поживает Нонна Игоревна? – Я сообразила, что нарушила правила светской беседы, не поинтересовавшись делами и здоровьем самого близкого Севе человека – его матушки.
– Прекрасно, – ответил Полонский, почему-то при этом вздохнув. – Завела себе бизнес – глэмпинг в сосновом лесу.
– «Озерный берег»?! – Я ахнула. – Ага, так вот почему ты сказал, что вы не все связи порвали. Твоя мама поддерживает отношения с нашим шефом! И значит, ты тоже едешь в этот глэмпинг?
Я почувствовала, что мое настроение улучшается.
Перспектива провести целых десять дней в лесной глуши без единой родной души меня не грела, а с Полонским, можно надеяться, будет не скучно. Сева товарищ до крайности креативный.
– Мы едем, – поправил меня креативный товарищ и приподнял крышку своей корзины. – Поздоровайся!
– Пр-ривет! Хэлло! Салют! – донеслось из плетенки.
– Да ла-адно?! – Я не поверила своим ушам. – Не может быть! Это Кортес?! Жив, курилка?
– Чему ты удивляешься? Большой ожереловый попугай Крамера живет в среднем пятнадцать-двадцать лет, а при правильном уходе – до тридцати, – просветил меня Сева, ласково щелкнув по высунувшемуся из корзины массивному клюву.
Я не усомнилась, что Полонский создал своему ожереловому попугаю лучшие условия проживания. В конце концов, именно благодаря Кортесу была распутана та детективная история с убийствами, в которых обвиняли Севу[1].
– Фоти! Фифти! – Кортес не позволил хозяину остановить счет на тридцати и продолжил повышать ставки.
– Пятьдесят лет? Так ты нас всех переживешь, – возразил попугаю Сева, впрочем, не выразив протеста. Чувствовалось, что его с питомцем связывают самые теплые отношения.
– Ты до сих пор не женился? – догадалась я.
– Нам с Кортесом и так хорошо, – отговорился тот.
– Зер-р гут! Мар-равилосо! Фельчан хао! – подтвердила птица, для убедительности повторив сказанное на разных языках.
Когда мы виделись в последний раз, попугай-полиглот выдавал фразы на пяти языках, но исключительно европейских.
– Он же вроде не знал китайского? – удивилась я.
– Учит, – лаконично ответил Сева и аккуратно закрыл корзину. – Готовимся на выход, следующая станция наша, надо успеть высадиться всего за одну минуту.
До глэмпинга мы добрались легко и быстро. Лаковые туфли щеголя Севы почти не запылились: оказалось, к озеру ведет проезжая дорога. Не асфальтированная, но щедро посыпанная чистым песочком, почти прямая и имеющая лишь пару ответвлений – даже с диагнозом «застарелый топографический кретинизм» заблудиться трудновато.
– Там детский лагерь. – Полонский мотнул головой, как спасающаяся от овода лошадь. – Летом мелких короедов автобусами завозят. В это время я тут стараюсь не появляться.
Я не без зависти посмотрела на деревянные домики за щелястым забором. Везет же каким-то мелким короедам! В их распоряжении обширный лес и настоящее озеро! Мы с братом Зямой в детстве вынуждены были довольствоваться родительской дачей в пригороде – слишком близко к цивилизации.
«Хотя вы и там умудрялись так азартно играть в индейцев на тропе войны, что обитатели местных курятников массово лысели», – с удовольствием припомнил мой внутренний голос.
В связи с упоминанием пернатых логично было поговорить о Кортесе.
– Не боишься, что твой попугай улетит в лес и станет там добычей диких зверей? – спросила я.
– Да какие тут дикие звери? – искренне удивился Сева.
– Вайлд энималс! Вери вайлд энималс! – заблажил по-английски пернатый полиглот в корзине.
– Какие именно? – заспорил с ним Сева. – Медведи? Лоси? Волки?
– Бирс, мус, вулфс! – одобрил все предложенные кандидатуры попугай-англоман. Немного подумал и добавил от себя: – Энд хиенас.
– Вот гиены тут вряд ли водятся, – не согласилась я.
В ответ из корзины понеслись пугающие звуки натурального гиеньего хохота.
– Это просто сарказм? Или он действительно встречался с гиеной? – спросила я Севу.
– Ах, с кем мы только не встречались, – вздохнул тот.
Но я не успела расспросить его о жизни в мире экзотических животных – мы как раз пришли.
– Инночка, милая! – с высокого крыльца большого дома легко спорхнула Нонна Игоревна Полонская. – А ты все хорошеешь! Я так рада! Как твои маменька, папенька? Я покупаю все новинки милой Баси!
– Я ей скажу, она будет польщена, – улыбнулась я.
«Милая Бася», она же Варвара Кузнецова, – известный автор хорроров и триллеров. Я тоже отношусь к числу ее произведений, но не ужасных, а прекрасных (хочется думать). Знаменитая писательница – наша с Зямой родная мама.
– А бабушка твоя? А милый Зямочка? – Нонна Игоревна стрекотала и порхала стрекозой, явно не нуждаясь в моих ответных репликах. – А Денис, такой хороший мальчик, хоть и из органов. – Она стрельнула глазами в Севу, при упоминании органов привычно сделавшего кислое лицо, и поспешила сменить тему: – В дом, скорее в дом! Прогноз нам обещает дождь, и вот увидите, он польет внезапно, без всякого предупреждения! У нас на озере погода меняется моментально.
– Инстантанементе! – авторитетно подтвердил попугай из корзины. Кажется, по-испански.
– Кортичек, птичка моя! – обрадовалась Нонна Игоревна. – Приехал подышать свежим воздухом, поклевать червячков, расправить крылышки…
«Я смотрю, у попугая тут богатая развлекательная программа», – с легкой завистью пробормотал мой внутренний голос.
– А где мое бунгало? – Я огляделась. – Или как это правильно называется – вигвам?
– Ах, деточка! – Нонна Игоревна всплеснула руками. – Вне зависимости от названия было бы совершенно неправильно поселить тебя одну в дремучем лесу! Нет-нет, прости, но я все переиграла: ты будешь жить с нами здесь, в большом хозяйском доме!
Я вопросительно глянула на Полонского. Он пожал плечами:
– Так и вправду будет лучше. А то вдруг бирсы с вулфсами придут, а тебя некому защитить.
– Меня?! Это бирсам с вулфсами может потребоваться защита – я ведь имею большой опыт изготовления индейских нарядов из перьев и шкур!
– О, я тоже в детстве играл в индейцев! – оживился Сева. – Помнишь, мам? – Он оглянулся на Нонну Игоревну, но та уже скрылась в доме. – Папа очень не одобрял, а мама, бывало, составляла мне компанию.
Я кивнула. Севин папа, профессор Полонский, был доктором математических наук и наверняка хотел видеть сына за более интеллектуальными занятиями, чем пляски с томагавком, не говоря уже о курении трубки мира. А Севина мама хоть и подвизалась в науке, но в какой-то гуманитарной. Кажется, в этнографии. И вроде как раз мифологию Южной и Центральной Америки
