человек Ла-Рошель – важнейший населенный пункт между устьями Луары и Жиронды, центр департамента Приморская Шаранта с промышленной сферой, университетом (основанным в 1993 г.), аэропортом и транспортной инфраструктурой, стремительно развивавшимся в последние десятилетия ХХ в. туристским сервисом.
Расположенный к югу город Сент был крупным административным и культурным центром во времена Древнего Рима, а в Средних веках центром области Сентонж. Напоминанием о его богатой истории служат теперь остатки амфитеатра, арка Германикус (19 г. н. э.), церкви романской архитектуры и старинный городской центр. По соседству с Сентом в долине Шаранты находится винодельческий район, производящий хорошо известный «напиток богов», который получил свое имя по названию местного города Коньяк.
Рядом поля исторических сражений при Тайлебуре и Жарнаке. Тайлебур имел важное стратегическое значение благодаря мосту через Шаранту, по которому проходил путь из Северной в Южную Францию. Самым известным из боев за Тайлебур была битва 1242 г., в которой Людовик IХ Святой вместе со своим братом Альфонсом, графом Пуатье, разбил местных феодалов, поддержанных английским королем Генрихом III. При Жарнаке в 1569 г. произошла битва между католиками и гугенотами, в которой пал предводитель последних принц Конде.
Между Пуату и Центральным массивом расположен Лимузен. Это уже предгорье – «край высокий, холодный и дождливый» с множеством рек. Мишле по поводу местного многоводья вспоминал поговорку: «Лимузен не погибнет от засухи». Его «красивые гранитные ущелья, окруженные горами, его обширные каштановые леса питают население, людей добропорядочных, но неповоротливых, боязливых и неуклюжих от нерешительности». К этим людям история была немилосердна: долгое время остававшийся предметом спора между Англией и Францией Лимузен стал «краем страданий». Выделяется при том характером своего населения Нижний Лимузен, это – «живой и остроумный характер южан». Имена Сегюров, СентОлеров[106], Ноай[107], Вантадуров[108], Помпадур и, разумеется, маршала Тюренна – свидетельство, что люди этого края «были крепко привязаны к центральной власти и благодаря этому вполне преуспели»[109].
Центральный массив
Горы верхнего Лимузена – часть горного пояса, который продолжается в Оверни и далее в Севеннах. Бывшая провинция Овернь – расположена в долине реки Алье, над которой с запада господствует массив Мон-Дора, возвышающийся между вершиной Пюи-де-Дом и массивом Канталя. Все это потухшие вулканы, наследие деятельности которых тектонические отложения, термальные источники («нет долины, над которой бы не курился дымок»), застывшая базальтовая лава. Здесь дикие заросли кустарника соседствуют с оазисами плодородной, удобренной вулканическими массами земли (Лимань). Орешник на базальте и зерно, прорастающее на камнях, стали для Мишле символом этого края. «Города черны от лавы, из остатков которой они сооружены (Клермон-Ферран, Сен-Флур), но окружающая долина замечательна». Величественны горы, и самая величественная из них Пюи-де-Дом, «милый наперсток в 700 туазов (1464 м.) высотой»[110].
Видаль де Лаблаш напоминал: «Эта вершина была священной для древней Галлии», с ней связано общее представление о стране. А Лимань (долина Алье между Клермон-Ферраном и Риомом) была одним из двух-трех мест, красотой и изобилием которых предки современных французов имели обыкновение гордиться. Это «синоним изобилия» для бедных районов, которые ее окружают, и «здесь в сердце Центральной Франции входит влияние Парижского бассейна», которое смягчает изоляцию Центрального массива.
«Между Лимань и Орлеанской долиной, другой областью ранней цивилизации, – продолжал Видаль де Лаблаш, – существуют старинные связи; следы взаимного влияния сохраняются в архитектуре». Как оазис преуспевания среди окружающей бедности, Лимань нередко становилась объектом вторжений и междоусобиц. «Нашим Меровингам она внушала чувства, сходные с теми, которые охотнику внушает отличная дичь; с каким вожделением не один из Хильдебертов вздыхал о “прекрасной Лимань”»![111]
Области к западу от Центрального массива Видаль де Лаблаш характеризовал, как место «встречи языков и рас», ок и ойль, долихоцефалов и брахицефалов, «перекресток влияний Севера, Востока и Юга». «Ни одна из частей Франции не может дать подобного представления о том, из каких глубоко различных элементов сложилась наша личность»[112], – подчеркнул географ.
И, по Мишле, Овернь – «холодный край под южным уже небом». Так же как в Лимузене, местные обычаи свидетельствуют о «южной расе, дрожащей под северным ветром и как бы сжавшейся, ожесточившейся под этим чужим небом». Грубое вино, горький сыр, как жесткая трава, от которой он происходит. Люди продают лаву, шлифованные камни. «Скорее работящие, чем предприимчивые», они и в середине ХIХ в. еще нередко пахали сохой, которая едва рыхлила тяжелую почву. Как результат – активная миграция: люди уезжали со своих гор, захватывая «немного денег, но мало идей»[113].
Зато в плодородных долинах ни один клочок земли не пустовал, и это имело оборотной стороной истребление пастбищ. Для крестьянина как земледельца травы были врагом, «паразитом, который ворует землю у продовольственных культур». Кроме сохи, его основным орудием служила лопата, это «культура лопаты» (сulture à la bêche), по выражению Видаля де Лаблаша[114].
Пастухи вынуждены были забираться высоко в горы, где и зимой ночевали вместе со своей скотиной. «В людях этой расы, – отмечал Мишле, – заключена настоящая сила с горьким, терпким привкусом, но живучая, как трава в Кантале. Возраст здесь ничего не значит. Посмотрите, как крепки здешние старики!». Отсюда вышли те «великие легисты, что стали логиками галликанской партии» (см. гл. 4). А это значит, заключал Мишле, что «непоследовательность и противоречивость, отмечаемые в других центральных провинциях страны, достигают в Оверни своего апогея»[115].
Руэрг — историческая область с многочисленными средневековыми памятниками, графство в раннем Средневековье, перешедшее в XIII в. к французской короне – не привлек Мишле: «огромная груда угля, железа, меди, свинца, залегающих под мрачными кронами каштанов», прорезанная потоками Тарна и Авейрона. Залежи угля занимают более двух третей территории, и местами этот уголь веками воспламенялся. Плохо обработанной, покрытой гибельными трещинами, этой земле «едва ли могут завидовать даже Севенны с их суровостью»[116].
Юго-Запад
Другое дело – Каор. Город на высоком берегу в излучине реки Ло (притока Гаронны) и центр одноименного департамента, был при римлянах столицей Аквитании, а в раннем Средневековье графства Керси. Сохранился собор XII в., мост с оборонительными башнями XIV в. При местном уроженце папе Иоанне XXII (1316–1334)[117] в Каоре был основан университет, а приглашенные флорентийские мастера придали архитектуре города свой стиль. Уроженцем Каора был основатель Третьй республики Гамбетта. В мире город прославлен культурой красного сухого вина кагор, производимого из местного сорта винограда, который выращивается в специфических природных условиях края. Производятся также розовые и белые вина, которые регистрируют как «вино Земли Ло».
Здесь все покрыто виноградниками, вспоминал Мишле, а перед Монтобаном начинаются рощи тутовых деревьев.
