абсолютную, звенящую пустоту в голове, которая кружится. Как будто окружающий мир взяли и выключили, давая нам время насладиться друг другом. Никогда не задумывалась о том, что мужчина с женщиной должны совпадать в поцелуях. А сейчас осознаю, что была бы не просто расстроена, а, наверное, убита, если бы мы не совпали. И вроде целовались раньше, а такого фейерверка чувств я не испытала. То есть, был трепет, бабочки в животе и все необходимые атрибуты волнительного поцелуя. Но этот… он просто взрывает мой мир.
Кир крепко прижимает меня за попку к своему паху, давая прочувствовать всю силу его желания. Я смущаюсь, но в то же время наглею настолько, что буквально вталкиваю свой язык ему в рот, чтобы он облизывал его и всасывал, пока я растворяюсь и плавлюсь. Не поцелуй – взрыв.
– Тормозим, – резко выдыхает Кир, отрываясь от моих губ.
– Что? – растерянно бормочу я, пытаясь взять его лицо в фокус. – Почему?
– Потому что я тебя сейчас здесь трахну. Вряд ли соседи оценят это шоу. И вряд ли твоя репутация его переживет.
– А… о…
Наконец до меня доходит, где мы находимся и в котором часу. И что вокруг нас село уже давно проснулось, вдоль реки могут ходить люди, у которых будет возможность рассмотреть происходящее в воде. Насколько легкодоступной я покажусь, если предложу ему уединиться под ветками ивы? Она скрыла бы нас от нежелательных взглядов… Но нет, я никогда на такое не решусь.
– Мне надо остыть, – хрипит Кир и, быстро чмокнув меня в губы, отрывается и уходит под воду.
И мне надо остыть. Мысли разбрелись, мозг как будто превратился в желе. Я смотрю на то, как Кир рассекает гладь реки, пока делаю глубокие вдохи, а потом медленно, намеренно задерживая дыхание, выдыхаю.
Спустя минут пятнадцать мы одеваемся, чтобы идти домой, но при этом бросаем друг на друга многозначительные взгляды и обмениваемся улыбками. Если бы сейчас кто-то посмотрел на нас, то без сомнения понял бы, что мы разделяем какую-то тайну. Подхватив с песка покрывало, Кир берет меня за руку и ведет в сторону дома.
– Это шелковица там? – спрашивает он, указывая на небольшую рощицу слева.
– Она.
– Спелая уже?
– Должна быть, – пожимаю плечами.
– Ты должна знать: ту, которая нависает с вашего дерева над двором бабушки, я уже объел. Если у тебя были на нее планы, мне жаль, но тебе придется их перекроить.
Я смеюсь, глядя в улыбающееся лицо Кира.
– Раньше твоя бабушка просила соседа обрезать ветки с ее стороны. Не знаю, почему перестала.
– Она же поставила там столик и кресло, и теперь сидит отдыхает в жару.
– Видела, да, – киваю.
Я даже не заметила, как Кир сменил направление, и мы уже шагаем к шелковице.
– Это раньше был двор какого-то склочного дедугана. Видишь там, за кустами, остатки дома?
Кирилл вытягивает шею, чтобы посмотреть в указанном направлении.
– Ага.
– В общем, вокруг дома он посадил деревья шелковицы, но никому не разрешал есть ягоды. Даже ружье, говорят, заряжал солью, чтобы стрелять по детям, воровавшим шелковицу.
– А зачем ему было столько?
– А кто его знает? – пожимаю плечами. – Эта история тянется еще с тех времен, когда моя мама была девочкой. При ней жил этот дедуган. Когда он умер, его дети приехали, похоронили деда и уехали. Дом никто не продавал, в нем никто не жил. В общем, вот этот сарай как раз раньше и именовался домом. Теперь там просто лазают мальчишки, растаскивая то, что не растащили раньше. У нас шутят, что если не можешь найти сына, то он или на речке, или у деда Панаса в хате.
Кирилл улыбается.
– Люблю такие истории, – усмехается он, наклоняя ветку. Все нижние уже, конечно, обнесены местными детьми. – Иди сюда.
– Я буду грязная.
– Прожить лето и не испачкаться в шелковице – это же преступление.
– А ты каждое лето в ней пачкаешься? – улыбаюсь я, подходя ближе и останавливаясь под раскидистой веткой, обсыпанной ягодами.
– Да. Только жаль, что ко мне шелковица попадает, как правило, в пластиковых контейнерах. С деревьев я ел ее всего пару раз в жизни. Открой ротик, – переходит он на интимный шепот, и мои губы сами собой распахиваются. Так странно слышать из уст уверенного, наглого парня уменьшительно-ласкательное «ротик», что я даже зависаю на пару секунд. – Вкусно?
– Мхм.
– Еще?
– Да.
Кир кладет новую ягоду мне между губ и так внимательно наблюдает за тем, как она исчезает у меня во рту, что все мое тело вспыхивает. Я понимаю, какие ассоциации проскакивают в его голове. Понимаю, чего именно он хочет. И все это порождает новые волны возбуждения и смущения в моем теле.
– О, вы тут! – слышу окрик Дашки за спиной. – А что так рано? Вы на речку или с речки?
Я делаю шаг от Кирилла и поворачиваюсь лицом к подруге.
– Хочу вечером поесть шелковицы. Пойдешь со мной? – успевает Кирилл шепнуть мне на ухо, и тело вздрагивает от обещаний в его голосе.
Глава 10
Вечером Кир уверенно берет меня за руку и ведет за собой, как только за моей спиной закрывается калитка. Солнце уже давным-давно село, и сумерки медленно, но уверенно перетекают в темноту. Мы идем снова в сторону шелковичной рощи. Внутри меня все трепещет в ожидании того, что там может случиться, но в последний момент Кир резко сворачивает к речке, и я слышу голоса на ней. Хмурюсь, потому что не понимаю, что происходит.
– Кто здесь? – спрашиваю Кира, а он молча улыбается.
Подходя ближе, начинаю различать знакомых: Серега, Сашка, Андрей, Даша и еще человек восемь жарят шашлыки. Сегодня вместо музыки из машины мы слушаем, как Саня медленно перебирает струны гитары под негромкие разговоры. Таких душевных посиделок я уже и не помню. Обычно парни стараются как можно скорее накидаться водки, схватить первую согласную девчонку и утащить ее в кусты обжиматься. Или дерутся, даже между собой. В общем, наши вылазки на речку, как правило, заканчиваются банально, что на утро нечего и вспомнить.
– О, привет! – выкрикивает Дашка и машет мне, чтобы я садилась рядом.
Занимаю место рядом с подругой, краем глаза наблюдая, как несколько парней сбрасывают футболки и идут купаться. Среди них Кир, фигура которого отчетливо выделяется на фоне слишком худых или слишком полных местных.
– Хорош твой Кирилл, – говорит Дашка, тоже провожая парней взглядом, а потом поворачивается ко мне. – Что за крики у тебя сегодня во дворе были?
– Не спрашивай, – выдыхаю я. – Дракон