разрешения».
Не надо писать, оглядываясь на то, что можно и чего нельзя. Во-первых, результатом письма без оглядки станет книга свободного человека, и это уже хорошо. Во-вторых, если нет шансов издать такую книгу сегодня, — вполне может быть, что завтра издатели из-за неё передерутся.
Михаил Булгаков умер в 1940 году, не питая надежд на публикацию романа «Мастер и Маргарита». В 1966 году российские читатели увидели сильно сокращённый журнальный вариант и только в 1973-м — полную версию: наконец-то стало можно. Сейчас изменения в стране и мире происходят несопоставимо быстрее. Издатель найдётся, была бы хорошая книга.
Есть старинная байка об Учителе, который имел непререкаемый авторитет. Однажды ученик посетовал ему на то, что у друга большие проблемы с бизнесом. «Зря твой друг бреется, — сказал Учитель. — Люди живут в плену стереотипов и не воспринимают всерьёз мужчину без бороды. Если он отпустит бороду, дела пойдут на лад. Только не говори ему, что этот совет исходит от меня». Ученик не сумел уговорить упрямого друга и всё же сослался на авторитет Учителя. Друг был впечатлён, отпустил бороду — и дела действительно выправились. Ученик ждал похвалы, но Учитель вздохнул: «Мне хотелось, чтобы у него росла его борода, а не моя борода».
Не надо писать, отращивая чужую бороду; не надо жить чужим умом, даже если к этому призывает коуч. Хотя и чрезмерное упрямство ни к чему: к рекомендациям друзей стоит прислушиваться.
Сейчас в моде так называемые интенсивы. Коучи обещают всего на нескольких занятиях обучить писательскому мастерству. Художник Эдгар Дега в похожих случаях предупреждал: «Писать картину легко, когда не знаешь, как это делается, и очень сложно, если ты в этом разбираешься». Участникам даже сверхинтенсивного интенсива сложности не грозят. Они по-прежнему не будут знать, как пишутся хорошие книги, и продолжат без труда составлять тексты по шаблонам, не понимая разницы между живописью и раскраской.
Не надо писать в расчёте на мастерство, приобретённое по-быстрому. Автор за работой решает столько задач, что даже на их перечисление уйдёт больше времени, чем длится обычный интенсив.
«Жили за рекой мастера, брались за всё, просили недорого, получалось хреново», — исстари приговаривают в народе. О том же твердил и драматург Островский: «На медные деньги ничего хорошего не купишь». А учитель учителей Антон Макаренко отзывался о коучеобразной братии так: «Сорок сорокарублёвых педагогов могут привести к полному разложению не только коллектив беспризорных, но и какой угодно коллектив».
Речь не о цене, а о ценности. Откуда ей взяться у литературных коучей, которые разлагают начинающих писателей? Чем больше наивные верят в коучинг, тем дальше оказываются от профессии.
А коучи кто?
Возможно, стоило начать литературный антикоучинг этим вопросом в духе известного персонажа комедии Грибоедова.
Необходимые оговорки об Учителях уже сделаны, теперь можно сделать несколько предположений.
Во-первых, литературный коуч — это не писатель, а маркетолог, желающий быстро и много заработать на тех, кто желают быстро и недорого стать писателями. Причём желание коуча обычно сбывается, в отличие от желаний паствы.
Во-вторых, коуч — это не писатель, а маркетолог, пересказывающий на занятиях или в публикациях одно или несколько чужих методических пособий. Коучи не пишут хороших книг, а писатель не назовёт себя коучем и делится опытом собственного успеха, а не чужого.
В-третьих, коуч вместе со своей паствой — жертвы ущербной системы образования, где один и тот же педагог по одним и тем же шаблонам преподаёт русский язык и литературу…
…хотя это два принципиально разных предмета. Язык — строгие правила для всех, литература — проявление индивидуальности автора. Каждый читатель тоже индивидуален и воспринимает текст по-своему. Не всем интересны бесконечные тирады Пришвина о лесных тропинках. Не для всех Чацкий у Грибоедова или Базаров у Тургенева — «лишние люди». Не для всех Катерина у Островского — «луч света в тёмном царстве».
Коучи учат писать по правилам, как надо, но стандартная матрица, набитая текстом, — это не произведение литературы. Писательство — не конвейер, штампующий пепельницы: хорошая книга — штучный продукт.
В-четвёртых, коуч со своей паствой — жертвы карательной педагогики, которая ориентируется не на поощрение, а на поиск ошибок для снижения оценки. Хрестоматийный пример — анализ текста:
⊲ Каждый занимался своим делом и не мешал другому. Дети читали и делали уроки, а взрослые сапожничали, шили, готовили.
Эксперты видят здесь от одной до четырёх грамматических ошибок, а не варианты языковой нормы. Худо, когда такие эксперты сидят в жюри литературных конкурсов или в редакциях издательств. Ещё хуже, когда они становятся коучами и переносят на паству свою профессиональную и личностную деформацию.
Печальные выводы насчёт системы образования сделал философ-долгожитель Бертран Рассел:
⊲ Некоторые дети имеют привычку мыслить — одна из целей образования состоит в том, чтобы избавить их от неё. Неудобные вопросы замалчиваются, за них даже наказывают. Коллективные эмоции используются для того, чтобы привить нужные взгляды, особенно националистического толка. Капиталисты, милитаристы и церковники сотрудничают в деле образования, потому что всем им выгодно, чтобы у людей развивалось эмоциональное отношение к действительности, а не критическое мышление.
Историко-приключенческий роман «1814/Восемнадцать-четырнадцать» рассказывает о приключениях учеников первого курса Царскосельского Лицея, имена которых навеки сохранила российская история, — о Горчакове, Пушкине, Дельвиге, Пущине, Кюхельбекере, Данзасе… В тему оказался и современный анекдот из послесловия к роману:
⊲ Изобретатель объясняет патентной комиссии устройство своего автомата для бритья: «Человек вставляет сюда голову, нажимает на эту кнопку, и лезвия вжик-вжик-вжик…» Члены комиссии удивляются: «Но ведь у каждого лица есть свои особенности!» Изобретатель отвечает: «В первый раз — да».
Система образования устроена так, чтобы лица
