предполагать и надеяться».
И Андрей надеялся, с нетерпением дожидаясь очередного сеанса. Теперь в мире тумана он искал её. Про ориентиры и Господина Эла даже не думал.
На сеансах, в одиночестве последнего ряда, всегда присутствовал Кирпичников. Клапс сообщил Андрею, что хозяин кинотеатра раньше редко бывал на просмотрах «Ёжика в тумане» – от силы раз в месяц, – а теперь каждый вечер как штык. «Не иначе из-за вас, Андрей. Ждёт не дождётся, когда вы обнаружите следующий ориентир».
В середине октября, когда начался сезон зонтов, плащей и луж, Андреем овладело чувство полной безысходности. Именно на этот период времени они с Харакири спланировали поездку в Тибет. Она тогда заявила, что ненавидит слякотную осень, а он, недолго думая, сказал, что как только начнутся дожди – сразу же к Гималайским горам и Далай Ламе.
Мысли о том, как всё могло бы быть, вызывали тоску. В планах на будущее заложена доля жестокости, они ведь не всегда осуществляются. В таком состоянии Андрей просыпался и засыпал. Ел машинально, не чувствуя вкуса, умывался и брился машинально и бездумно. Порой он не мог вспомнить, что делал час назад.
Как-то вернулся вечером домой после сеанса, и обнаружил в руке бутылку водки. И ведь не заметил, как купил её, как нёс. Полный провал памяти.
Вылить водку в раковину не смог. Пытался себя заставить, но силы воли не хватило. Поставил бутылку в холодильник, и остаток вечера думал только о своей жажде. Раз десять заходил на кухню, брал с полки пустой стакан и ставил его обратно. Прежде чем уснул, долго ворочался, всё порывался встать, снова пойти на кухню и заглянуть в холодильник. В конце концов, задремал и во сне ощущал себя пьяным.
Проснулся посреди ночи в холодном поту. Пить хотелось невыносимо. Поднялся с кровати, побрёл на кухню. Совершенно бездумно вынул из холодильника водку, откупорил её и… и тут включился мозг. Андрей испытал к себе такую ненависть, что его затрясло. Мысленно он назвал себя полным чмошником, убожеством, предателем. Напиться – значит предать Аню, вычеркнуть из жизни все те недолгие счастливые дни бабьего лета, во время которых он перестал быть пустым местом. Перед внутренним взором, как наяву, возник образ Ани. Она улыбалась, в глазах не было ни капли упрёка.
Андрей швырнул бутылку в стену – осколки блеснули в свете абажура, воздух наполнился запахом водки. Несколько секунд в каком-то оцепенении Андрей глядел, как по полу растекалась лужа алкоголя, а потом бросился прочь из кухни. Он вышел на балкон, сел прислонившись к стенке, и погрузил лицо в ладони. Тихо заплакал.
– Я найду тебя, – шептал он. – Отыщу в тумане…
Пришла Жучка, легла рядом, с грустью поглядывая на хозяина. Андрей отнял ладони от лица и уставился в темноту дождливой ночи. Долго сидел так, пока не замёрз.
Второй ориентир он отыскал через несколько дней. Полностью подчинившись притяжению, вышел из тумана к высокому дубу, который, как и колодец, выглядел слишком резким, слишком ирреальным для этого мира. Дерево, с отливающей бронзой листвой, будто застыло в вечности. В его могучих ветвях путались клочья тумана, из земли торчали валы мощных корней, кора походила на шкуру исполинского чудища.
Разглядывая второй ориентир, Андрей одновременно испытывал благоговение и дискомфорт. А вот восторга, от того, что оправдал ожидания многих людей, в том числе и Кирпичникова с Клапсом, не чувствовал совершенно. На фоне личной потери чаяния остальных стали не существенны.
Когда он снова очутился в кинозале и сообщил, что обнаружил второй ориентир, люди ликовали долго. Аплодировал даже всегда невозмутимый Кирпичников, а Клапс прослезился. Вера Павловна не менее минуты обнимала Андрея, хотя в её объёмном костюме ежа это было затруднительно. Козловский зычным басом выкрикивал: «Браво! Брависсимо!» и радовался как ребёнок. А потом он запел жизнерадостную арию.
Андрея всё это тяготило. Он нервно улыбнулся, как бы извиняясь, торопливо прошёл вдоль ряда и покинул кинозал. Ему очень хотелось на свежий воздух.
На следующий день, на его счёт в банке Кирпичников перечислил пятьсот тысяч. Половину этой суммы Андрей отдал в фонд «Подари жизнь», и поступил он так не из-за гуманных соображений, а потому что, не особо рассуждая, это могла бы сделать Харакири. А может, и не могла бы, но у него была острая потребность её идеализировать.
Вечером перед сеансом к Андрею подошёл Клапс, отвёл его в сторонку.
– Господин Кирпичников передал вам вот это, – он протянул ему большой ключ, украшенный оккультной символикой. – Этот ключ должен быть у вас на каждом сеансе.
– Зачем? – нахмурился Андрей.
– Я знаю не больше вашего, – Клапс развёл руками. – Кирпичников даёт распоряжения без пояснений. Вы, конечно, сами можете у него поинтересоваться, но, думаю, он не ответит.
Андрей не собирался ни о чём спрашивать Кирпичникова, даже подходить к нему не хотел. По большому счёту, его вообще мало волновало, зачем нужен этот ключ. Гонорар он получал не за любопытство.
– Чувствую, скоро вы обнаружите и третий ориентир, – с пылом произнёс Клапс. – Знаете, о чём я вчера подумал? О том, что этот маленький кинотеатр центр вселенной. Альфа и Омега. И об этом почти никто не догадывается. Парадоксально! Всё вокруг лишь мелочная суета, и только здесь, не заметно для всего мира, происходит нечто действительно грандиозное. Я это сознавал не отчётливо, пока вы не отыскали второй ориентир. А теперь… а теперь я чувствую себя хоть и маленькой, но всё-таки частичкой игры библейского масштаба.
Андрею не нравились нотки фанатизма в его голосе. Он рассудил, что Клапса полностью поглотила идейная одержимость. И пугало то, что сама идея какая-то размытая, состоящая сплошь из догадок. Клапс продолжал с исступлением:
– Мне становится не по себе от одной мысли, что в тот вечер вы не зашли бы в кинотеатр. Шанс был бы упущен. Эх, сколько же раз я представлял себя на вашем месте… Видел ориентиры в снах, проходил мимо них в тумане и шёл дальше к конечной цели. Порой, просыпаясь, едва не плакал от того, что всё это было не наяву.
– Моя цель не та же, что у вас, – заметил Андрей.
– Знаю. Вы ищете в тумане её, – Клапс задумался, даже его непослушные зрачки на несколько секунд перестали уползать вправо. – Возможно, мы одну и ту же цель видим по-разному.
Что он имел в виду, Андрей не понял. И не было желания вникать в то, что Клапс и сам толком не понимал.
На этом сеансе Андрей не обнаружил третий ориентир, но ощутил, что притяжение усилилось. Когда видел в тумане смутную