оказался тяжёлым. Собственно, кроме мажордома, никто ничего и сказать не успел, а арестант оказался на грани нервного срыва.
— Дэмин Риан на-фэйери Лив, Король-Судья! — провозгласил этот вездесущий эльфёныш. Отец Бертольд услышал знакомое слово, вскочил… и сел, поникнув и уже не слушая дальнейшее представление пришедших на допрос.
— Фэйери… — шептал он. — Как же я не понял… И ел… И пил… Проклят, навеки проклят… Фэйери! — теперь он видел, что тот, кого он в тени сада сначала принял за носферату, ничуть на вампира не похож. Голова у него не лысая, а обритая, и чуть отросший густой ворс искрится радугой, будто присыпанный алмазной пылью, и уши — как остроконечная ракушка, совсем не похоже на то, что ему доводилось видеть у тех, других. А главное — глаза. Большие, приподнятые к вискам и зелёные, такие зелёные, каких ни у носферату, ни у людей не бывает. — Ты Эрленкёниг? — «ольха-король», перевели амулеты.
— Чего? — заморгал Риан. Бертольд увидел его недоумение, но не сдался. Он должен выяснить, должен! Может, он не так понял…
— Ты Оберон? — вперил святой отец горящий отвагою взор в Риана. — Ты, о, медведь… — засбоили артефакты. — Ты ли он без… Ты, высокий… — переводчики хрюкнули и скисли.
— Я кто? — совсем обалдел Король и заглянул в свою трубку, будто надеялся найти ответ в табаке.
— Может, это имя собственное? — предположил Донни. — Вообще-то, одно из моих имён — Берэн. Но без «О». И я не понимаю…
— Так это ты король эльфов? — перевёл требовательный взгляд отец Бертольд на черноволосого и бледного.
— Да вот ещё! — удивился черноволосый. — Король-Судья — вот он, на-фэйери Риан. Но не эльфов, а райнэ и на-райе. Король у Перворождённых? Даже подумать дико! Зачем бы им?
— Нет! Вам не смутить меня, короли обмана и грез! — возмутился окончательно запутавшийся отец Бертольд. — Господь со мной, он не допустит… Judica, Domine, nocentes me! Expugna impugnantes me! — ухватившись за крест, выпиленный из цельного куска гроба Господня, начал читать отец Бертольд молитву изгнания, хоть и понимал, что надеяться ему не на что. Это же не люди, одержимые бесами, а эльфы, фэйери. Человек, опрометчиво вкусивший яств фэйери, обречён остаться у них навсегда и под их властью. Отец Бертольд плохо знал английский, но рассказы о народце под вересковыми холмами прочитал внимательно и запомнил хорошо. Уж слишком правдивыми выглядели эти рассказы! Говорят, с ними даже торговали! До сих пор один из сортов сукна носит название «эльфийские крапинки»! — Confundantur…
— Чего это он? — удивился Риан. — Какая такая испугна? Что, вообще, за бред? Райнэ! Почему я должен это слушать? Кто амулеты делал? А ему-то переводчик надели? — Дон и Дэрри прыснули при первых же словах молитвы, настолько нелепо смотрелся вдохновенно размахивающий руками и завывающий отец Бертольд, и теперь тихо давились хохотом. А слова Риана дали ещё и простор для соответствующих идей:
— Ему не переводчик, ему ошейник надо! — тихо подсказал Дон.
— Ага, строгий! Который с шипиками внутрь! И цепь потолще! — так же тихо вякнул Дэрри, и оба опять затряслись, хрюкая в ладошки. Риан хмурил брови, но рот невольно расползался в улыбке. Ведь правы, похоже, паршивцы!
— Э-э-э, видите ли, на-фэйери, он, похоже, говорит не на одном неизвестном языке, а на нескольких! А амулеты срабатывают только на том, который, видимо, для него родной. А все остальные — выученные, — поспешил объяснить один из магов.
— Несколько языков??? Благословенный, вы сами понимаете, что несёте?!! — припух Король. — Есть эльфийский, он же — древняя речь, и есть общий, который считается смесью искаженного эльфийского с речью последнего дракона — больше в Мире отродясь никаких языков не было, что вы мне голову морочите?
— Видите ли, на-фэйери, похоже на то, что он вообще не из этого мира. Мастер мечей дэ Тэрон высказал такое предположение, и. видимо, был прав, — второй маг развернул перед Рианом довоенную карту Мира. — Вот, взгляните! Ни одно государство не носило в нашем Мире таких названий, как он говорит: Энгланд, Нидерланд, Остэррайхь — нет здесь таких, и никогда не было! У нас, признаться, была сначала мысль, что он каким-то образом попал к нам из прошлого…
— Так-так, — кивнул Риан, — И что же навело вас на мысли о такой возможности? — маг тяжело вздохнул. — Только не пытайтесь меня уверить, что эта идея возникла на пустом месте, — ласково улыбнулся Риан. — Мне представить страшно, сколько энергии может потребоваться на такой прорыв! Откуда-то же она должна была взяться? Чтобы смогла родиться эта идея. Итак?
Маг опять тяжело вздохнул. Правильно ему говорили, что Король всегда слышит больше, чем ему рассказывают. Прямо, как мысли читает. И рассказал о провальном — в буквальном смысле — эксперименте с машиной дэ Форнелла. И мысленно осенил себя серпом — вовремя пришлось! Король настолько заинтригован этим пришельцем, что их ляп с экспериментом прокатит на тормозах! Отец Бертольд тем временем убедился, что его молитва никого не изгоняет, а, наоборот, вызывает — нечестивый хохот она вызывает. Поэтому он замолк и стал настороженно слушать рассказ мага.
— То есть, вы мне хотите сказать, что эти ваши килотонны — сколько вы их там грохнули? — перебросили сюда этих милых ребят аж из другого Мира? И один из них при этом оказался спившимся на крови ординаром? — маги ахнули. Этого они не знали. — Да-да, райнэ, был ещё один, просто ту пакость мы с райнэ дэ Мирионом и дэ Тэроном уничтожили сразу. Но — вопрос! А откуда, собственно, в том мире взялся вампир? Наши — дети Жнеца Великого и Святой Матери ле Скайн. А там чьи они дети? Эй, благословенный! Простите, а как вас называть?
— Бертольд, святой отец воинства Христова, — с достоинством представился экзорцист, втайне ликуя: «скайн» — это, вроде, по-английски, вроде, «небесный»! Значит, есть у них святая мать небесная, есть! А он-то уж, было, впал в смертный грех уныния, когда попытка экзорцизма не удалась!
А присутствующие с недоумением переглядывались. Во-первых, «святой отец» торчком встало у всех в голове, и укладываться не собиралось. Во-вторых, «отец воинства» — это что-то очень… То ли эпохальное, то ли экстравагантное. Или сильно героическое? Нет, по отдельности слова был вполне понятны, но вместе…
— Райн… Бертольд, скажите, а в чём, собственно, состоит ваша святость? — озвучил Риан общий интерес. — Не поймите мня превратно, но это как-то… необычно. Вот святая мать — это понятно, материнство вообще свято. В чём же святость отца?
— В служении
