Елена Евгеньевна Павлова
Колоски
Обозначения мер и весов адаптированы к Миру читателя, сходство персонажей с вашими знакомыми случайно и говорит только о том, что Мир тесен.
Глава первая
Мечты сбываются
Реквием
— Райнэ, на-райе! Мы собрались здесь по весьма прискорбному поводу: вчера вечером сбылась мечта. Это была хорошая мечта, скромная и ненавязчивая. Она существовала долго, и никому, ни одной живой душе, не мешала жить так, как этой душе хотелось. Она просто была. А теперь она сбылась, и её не стало. Увы. Она могла просуществовать ещё долгие годы, и все мы были бы этому только рады, потому что, когда мечта есть — это хорошо. Без мечты жизнь становится пресной, некоторые даже и не представляют себе такую жизнь — без мечты. И она скрашивала бы жизнь не одному поколению наших потомков, но — увы, нашлись злопыхатели, и мечты, нашей мечты не стало! О! Эти злодеи поступили коварно! Они не пытались дискредитировать нашу мечту, или сделать из неё жупел! И запретной не пытались они сделать её, ведь тогда многие из нас смогли бы сохранить мечту в душе своей, и мечтать тайно! Нет! Не пошли эти злодеи по такому простому, но сомнительному пути, а сработали наверняка: затратив уйму средств и времени, они претворили нашу мечту в жизнь. И вот, до конца претворённая и навеки сбывшаяся, лежит она перед нами. Какое горе! Земля тебе пухом, вода тебе шалью, вечная тебе память, мечта наша! Оплачем же её, райнэ!
Жизненный опыт
— Как бы тебе объяснить… Нас потому часто и называют нежитью. По большому счёту мы не живём, хоть и существуем. Мы просто есть. Мир проходит мимо нас, не затрагивая нашей сути. Люди, эльфы — все меняются с течением времени. Люди быстро, эльфы в десятки, сотни раз медленнее, но меняются. Вы можете обидеться, озлобиться, а можете стать мягче и добрее — а мы не можем. Мы статичны. Мы можем изменять Мир, а он нас — нет. В этом и наша сила, и наша слабость. Посмотри на Грома, вспомни, что он тебе рассказывал. Он древнее, чем можно себе представить в здравом уме, но при этом он такой, каким был в день поднятия во Жнеце. И запомнил он из бытия на удивление мало. Он до сих пор помнит жену и детей, помнит свой Бриз — то, что было важно для него при жизни. А шесть тысяч лет, что были после, растаяли, как туман. Лягушонок что-то всколыхнул в нём из тех времён, но именно из тех, из живого прошлого. Это ассоциация в памяти, понимаешь? Он нёс его на руках, как ребёнка, когда спасал. Нёс достаточно долго, чтобы ассоциация сработала, и возник отклик. Но не эмоциональный отклик, это выверт сознания, причисливший эльфа к той его семье, из Бриза, фокус психики — но не более. И Грому всегда будет тридцать девять. Всегда, понимаешь? Ему уже шесть тысяч лет тридцать девять, и следующие шесть тысяч лет ничего не изменят. Нет, он многому научился — кузнец Гром мечником не был, да и знания новые появились — но! Это развитие интеллекта, сбор навыков, а взгляд на мир остался прежним, и останется, как бы этот мир ни изменился — а это уже слабость. Неспособность к адаптации — огромная слабость, даже притом, что немногое в Мире может нам повредить. И это не от того, что Гром ординар, ле Скайн, по сути, такие же. Я не меняюсь, Лиса. Изменяется твоё восприятие меня, потому что меняешься ты. И я бессилен, вот что я пытаюсь тебе объяснить. С любым другим человеком или эльфом я могу сыграть, изобразить что угодно — тоску, страсть, ревность, негодование, пылкую и вечную любовь — но именно изобразить. Это будет от ума, просчитанный сознанием ход, проще говоря — враньё. Но ты Видящая, с тобой это не прокатит, так я и не пытаюсь! В одном ты со мной всегда можешь быть уверена: я никогда не буду пытаться тебе врать. Да, кристальная честность зачастую равна глупости, тебе ли не знать — но, что же делать? Я нежить, Лиса. Не надо требовать от меня того, чего у меня нет, и быть не может. Я считаю тебя своей и оберегаю от всех прочих — но не из ревности. Стоит тебе сказать «нет», и я отступлю без слова, если такова твоя воля — но не из уважения к ней или из собственной гордости. Я сделаю для тебя всё, что хочешь, если это физически возможно — по крайней мере, постараюсь — но всего лишь потому, что пока хорошо тебе — будет хорошо и мне. И человеческая мораль здесь ни при чём, не работает она с ле Скайн. Мастер Корнэл любит порассуждать об истинной любви, он считает, что она доступна всем, и нам в том числе. Я никогда не спорю, но считаю это самообманом. Иллюзией. Не удивляйся, создавать иллюзии — свойство любого разума, даже напрочь лишенного эмоций, а не только отрицательных, как у нас. И кто я такой, чтобы лишать моего хорошего друга Корнэла его иллюзий? Это было бы жестоко, тебе не кажется? Но, думается мне — то, что он принимает за истинную любовь — просто дружба. Настоящая, но всего лишь. Голод по общению с определённой личностью, ты наверняка понимаешь, о чём я, ты ко всем друзьям так относишься. А любовь — нечто другое, я помню, был же и я когда-то жив. Твой брат прав: жизнь со мной — сделка, и я тебе сразу об этом сказал. Сделка обоюдовыгодная, но до тех пор, пока ты, и только ты одобряешь и принимаешь её условия. Я не могу решать за тебя. Не из-за того, что ты жива, а я нет. Не в праве, мол, мёртвые решать за живых — это чушь, постоянно решают. А потому, что чисто человеческая поговорка «насильно мил не будешь» для ле Скайн верна на все триста процентов, ты же понимаешь. И я не знаю, что делать, Лиса. Ты говоришь, что твоя хандра не имеет ко мне отношения, но, поверь: всё, что тебя хоть как-то касается, имеет ко мне самое непосредственное отношение. Тебя не устраивает этот мир? Скажи, как его переделать — я
