class="p1">От звука этого голоса я застыла, как вкопанная. Вспыхнувшая было радость от того, что Руслан приехал, вмиг померкла из-за понимания, что сейчас он увидит, в чем я. Беспомощно улыбнувшись, я обернулась.
Он закрыл машину и пошел ко мне. Двигался, словно тигр или лев с небрежной и ленивой грацией, скрывающей огромную силу и мощь. А еще опасность. Весь в черном — дубленка, свитер, джинсы и тяжелые ботинки. Волосы растрепаны, глаза сверкают. Точнее, горят огнем. В руках большой-большой букет чайных роз.
— Ой, привет! — пролепетала я.
— Привет, Злата, — он протянул мне букет.
Когда брала, поймал мои холодные руки своими теплыми. Задержал, буравя взглядом.
— Ты чего шмотки не носишь? Не нравятся?
— Да нет, что ты… Очень нравятся, просто…
— Бережешь, что ли? Дура совсем, заболеть хочешь? — я дернулась от его внезапного резкого крика.
Букет выпал из рук прямо на грязный асфальт. Я наклонилась поднять, изо всех сил глотая слезы. Впервые что-ли на меня мужчина орет? Руслан, да, впервые…
Обняла букет так, как хотела бы, чтоб обняли меня. Крепко-крепко, согревая теплом.
— Отвечай! — рявкнул он.
— Потому, Руслан, что все знают, откуда они. И говорят, что я сплю с тобой за подарки! — выпалила я изо всех сил обнимая букет.
Руслан побелел. Потом я увидела, как его глаза темнеют и наливаются кровью. На точеных скулах заиграли желваки.
— Кто говорит? — прорычал Руслан опасно нависая.
— Аня с подружками, парни, да не важно…, - пропищала я.
— Не важно? Какие-то мрази оскорбляют мою девушку, а это не важно?
Его девушку. Впервые за тридцать пять дней нашего знакомства он назвал меня именно так.
— Мне почему не сказала? — спросил он уже мягче.
Теплые пальцы легли на мой подбородок, надавили, вынуждая поднять голову и посмотреть на него.
Почему… Почему не сказала. Потому что не привыкла жаловаться. Потому что это лишний раз подчеркнуло бы разницу между нами. То, что мне не по карману такие шмотки. Потому что у меня никогда в жизни не было защитника. Ни отца, на брата, ни парня, который бы оберегал и защищал. Только мама, да и то… Именно поэтому я привыкла со всем справляться сама. Справляться, как умела.
Всего этого я Руслану не сказала. Только плечами пожала, затравленно глядя в пылающие темные глаза.
— Ладно… Это все потом, не в праздник. Ты извини, что не написал за день, с делами замахался.
— Ничего.
— Поехали, у меня сюрприз для тебя.
— Не могу, Руслан. Надо на работу, — выдохнула я.
Стало так горько-горько. Вот он здесь. Такой нереальный и невозможный. Ухаживает за мной, заботится и так смотрит, что сердце замирает в груди, а каждая клеточка тела млеет. Терпит то, что я постоянно занята… И вот, сегодня праздник, такой день, мой любимый. А я не могу пойти на свидание…
— Не надо тебе ни на какую работу. Ты больше здесь работать не будешь. Достало, что ты с ног валишься за копейки. Учись.
— Руслан, но…
— Деньги у тебя будут, не волнуйся…
— Нет, — я покачала головой отступая. Рот наполнился горечью.
Не надо было принимать эти подарки. Шмотки, телефон… Правы девчонки. Сама же даю повод считать себя «такой».
— И почему?
— Потому что я не продаюсь!
— А я что сказал хоть слово об этом? — взвился он. — О тот, что хочу, чтоб ты спала со мной за деньги?
— Это и так понятно…
— Значит, слушай сюда, — большие ладони легли на мои предплечья, — Я хочу о тебе заботиться…
— Так заботься, кто мешает? Но не так!
— А как, Злата? Нет, ты скажи, как правильно о тебе заботиться, чтоб не задеть долбанную гордость? Молча смотреть, как ты с ног валишься от усталости пытаясь заработать на жизнь и еще и учиться, как мерзнешь в шмотках не по сезону, и ничего с этим не делать, да?! Ты бы так поступила на моем месте? Я уж молчу о том, что не вижу тебя почти…
— Не поступила бы, но…
— Никаких но, — он обнял меня за плечи. — А теперь поехали ужинать. Не знаю, как ты, а я умираю с голоду.
И потянул меня к машине. Сделал крюк к общаге, чтоб я переоделась. Собственноручно выкинул убитые промокшие ботинки и потертую осеннюю куртку, которая больше меня на два размера. А я… Я смотрела на него, как на бога. Своего личного, персонального бога, который возник из ниоткуда чтоб спасти меня.
Потом Руслан отвез меня в ресторан. Над массивными деревянными дверями с цветными витражными стеклами светилась вывеска. «Монтескью». Возле них стояли двое мужчин, одетых в форменные пальто.
— Добрый вечер, Руслан Вадимович, — синхронно поздоровались они и также синхронно распахнули двери.
За ними было просторное фойе в темных тонах. Паркетный пол — на такой даже ступать жалко грязными сапогами. Но пришлось войти. Не топтаться же на пороге. Руслан помог мне снять пальто. Оставшись в своих вещах — стареньких джинсах и свитере — я остро почувствовала собственную неуместность. Прям ждала, что сейчас один из этих учтивых сотрудников выгонит меня за дверь. Но этого, конечно, не произошло. Никто и виду не подал, что я не так одета. Нас с Русланом провели в зал. Тот был похож зал театра, если б в том вместо партера были столики, а сцены не имелось вовсе. Стены были украшены лепниной с позолотой, скатерти на столах светились белизной. Изящные резные кресла были затянуты шелком. В канделябрах мягко мерцали свечи, рассеивая полумрак. Гостей было мало. Мы поднялись на второй этаж, прошли к одному из прячущихся за золотистыми шторами альковов и сели за столик. Подхваты убрали, и тяжелая ткань спрятала нас от всех остальных.
Скатерть такая белоснежная, что ее страшно коснуться. Ощущение, что стоит, например, положить локти на стол и сразу останутся неприглядные серые следы. Я любила чистоту и как могла следила за собой, но все равно ощущала себя сейчас грязной и неуместной.
— Нравится?
— Ага, — выдохнула я, зачарованно рассматривая канделябр со свечами. Серебристый металл поблескивал от свечей. Изящная, витиеватая ковка была безумно красивой. Тонкая работа.
— Серебряный. Если пропадет, фицы из своего кармана заплатят, — сказал Руслан.
— Трудно успевать обслуживать гостей и следить друг за другом. О сохранности ценностей должна заботиться служба безопасности и отвечать за их исчезновение тоже. Иначе зачем она нужна…
Запоздало поняв, о чем начала говорить, я поспешно заткнулась. Наказание рублем за недостачи, возникшие не по твоей вине, вдобавок к наказанию за собственные оплошности, было для меня больной темой. Но проблемы индейцев вождя не волнуют. Успев понять, что и
