своих щитах. Да, в мои времена я была богиней, и странными были неофиты, поклонявшиеся мне, и ужасны ритуалы моих почитателей. Ибо издавна многие существа чтили мой род — существа столь же странные, сколь их деяния.
— Можешь ли ты читать по звездам и предсказывать события? — Трезвый варварский разум Кулла сразу же обратился к тому, из чего можно было извлечь пользу.
— Да, книга прошлого и будущего открыта для меня, и я говорю людям то, что им нужно знать.
— Тогда скажи мне, куда я подевал вчера тайное письмо от Ка-ну.
— Ты засунул его в ножны твоего клинка и тут же позабыл об этом, — ответила кошка.
Кулл вытащил из ножен кинжал и потряс их. Тоненький листок пергамента вывалился оттуда.
— Валка и Хотат! — вскричал он. — Саремис, ты настоящая колдунья, а не кошка! Видишь, Ту!
Но Ту неодобрительно стиснул губы так, что они превратились в какое-то подобие прямой щели, и мрачно взглянул на Делькарду. Та ответила ему невинным взглядом, и он возмущенно повернулся к Куллу.
— Поверь, господин мой, все это не более чем мошенничество!
— Ту, никто не видел, как я прятал это письмо, и даже я сам позабыл об этом.
— Владыка царь, любой шпион мог...
— Шпион? Не делай из себя большего дурака, чем ты и так есть, Ту. По-твоему, кошка рассылает шпионов, чтобы те следили, куда я прячу письма?
Ту вздохнул. Чем старше он становился, тем труднее ему было скрывать свое недовольство владыками.
— Мой господин, подумайте о тех людях, которые могут скрываться за спиной этой кошки!
— Господин Ту! — сказала Делькарда тоном вежливой укоризны. — Ты позоришь меня и оскорбляешь Саремис!
Кулл почувствовал, что Ту начинает слегка раздражать его.
— По крайней мере, Ту, — сказал он, — эта кошка разговаривает. Уж этого-то ты отрицать не можешь.
— Тут какой-то фокус, — упрямо возразил тот. — Разговаривать могут люди, но не звери.
— Это не так, — ответил Кулл, уже убедив себя в реальности говорящей кошки, и горя желанием доказать свою правоту. — Лев говорил с Камброй, а птицы разговаривали со стариками из племени Приморских гор, сообщая им, где прячется дичь. И никто не отрицает, что звери говорят друг с другом. Много ночей провел я на покрытых лесами склонах гор и в травянистых саваннах и часто слышал, как переговариваются рычанием тигры под светом звезд. Так почему же какой-нибудь зверь не мог научиться человеческой речи? По временам я почти понимал рычание тигров. Тигр — мой тотем, и убить одного из них —табу для меня. Разве что защищая собственную жизнь... — добавил он.
Ту передернуло. Подобные речи о тотемах и табу вполне подошли бы вождю дикарей, но слышать подобное из уст царя Валузии — весьма странно.
— Господин мой, — промямлил он, — кошка ведь не тигр.
— Истинная правда, — ответил Кулл. — Эта кошка мудрей всех тигров, вместе взятых.
— И это тоже правда, — спокойно подтвердила Саремис. — Возможно, ты все же поверишь мне, господин советник, если я скажу тебе, что именно только что обнаружилось в царском казначействе?
— Нет! — рявкнул Ту. — Уж я-то знаю, что хитрые шпионы способны пронюхать о чем угодно!
— Невозможно убедить человека, если он сам не захочет того, — невозмутимо привела Саремис старую валузийскую поговорку. — И все же знай, о господин мой Ту, что там обнаружили излишек в двадцать талов золота и посланец уже спешит сюда, дабы сообщить тебе об этом. А, — продолжала она, когда в коридоре послышались шаги, — он уже здесь.
Стройный придворный, облаченный в серые одеяния царского казначейства, вошел и глубоко поклонился. Когда Кулл разрешил ему говорить, он произнес:
— Могущественный царь, и ты, господин мой Ту! Излишек в двадцать талов золота был обнаружен в царской казне.
Делькарда засмеялась и радостно захлопала в ладоши; но Ту всего лишь нахмурился.
— Когда это обнаружилось?
— Меньше чем полчаса назад.
— И скольким об этом уже известно?
— Никому, господин мой. Лишь я и царский казначей знали об этом, пока сейчас я не сказал об этом тебе, господин.
— Уф! — Ту жестом приказал ему удалиться. — Уходи. Я займусь этим делом позже.
Вид у него был кислый.
— Делькарда, — спросил Кулл, — это твоя кошка, не так ли?
— Владыка царь, — ответила девушка, — у Саремис нет хозяина. Она лишь оказала мне честь своим присутствием. Она — моя гостья. Саремис — сама себе госпожа, и так было тысячи лет.
— Хотел бы я, чтобы она жила у меня во дворце, — сказал Кулл.
— Саремис, — сказала почтительно Делькарда, — царь хотел бы Предложить тебе свое гостеприимство.
— Я пойду с царем Валузии, — сказала кошка с достоинством, — и останусь в царском дворце, пока не наступит время, когда мне захочется отправиться куда-нибудь еще. Ибо я великая странница, Кулл, и мне нравится по временам бродить по миру, гулять по улицам городов там, где столетия назад я блуждала по лесам, и ступать 'по пескам пустынь, где когда-то я шествовала по улицам столиц.
Вот так Саремис, говорящая кошка, оказалась в царском дворце Валузии. Ее сопровождал раб-прислужник, ей предоставили просторные покои с великим множеством шелковых подушек. Ежедневно ей подавали лучшие яства с царского стола, и вся царская прислуга и близкие царя воздавали ей почести. Все, кроме Ту, ко-, торый ворчал, видя, что какой-то кошке, пусть даже и говорящей, оказывают подобную честь. Саремис относилась к нему с презрительным равнодушием, зато с Куллом держалась как с равным.
Она часто появлялась в его тронном зале, возлежа на шелковой подушке, которую нес ее раб. Этот человек должен был всегда сопровождать ее, куда бы она ни шла.
В других случаях Кулл сам приходил в ее покои, и они долго беседовали в сумрачные вечерние часы, множество историй поведала она ему, и древней была та мудрость, которую она в них вложила. Кулл слушал ее внимательно и с интересом, ибо было очевидно, что эта кошка куда умней- чем большинство его советников, и обладает более глубокой мудростью, чем все они, вместе взятые. Она вещала подобно пифии или оракулу. Но почему-то прорицала лишь мелкие события будничной жизни. Зато она постоянно предупреждала царя, дабы он остерегался Тулсу Дуума.
— Ибо,
