же, какая я мечтательная стала в последнее время. Вероятно, не заметила, как Сонечка меня звала и устыдилась этому. Я еще раз решила уточнить у дочки:
— Сонечка, ты точно хочешь пойти на пляж? Возможно, там увидим папу.
Моя девочка посмотрела на меня взрослым взглядом и уверенно сказала:
— Мамочка, главное, что ты будешь рядом и Настя с дядей Ильей.
Я обняла ее и поцеловала в макушку.
— Раз ты уверена, то для меня это главное.
Сонечка обняла меня и прошептала:
— И я даже почти не обижаюсь на Машу и Марину.
Я присела перед ней и сказала:
— Сонечка, они еще маленькие и многое не понимают. Но поверь, я тоже хочу, чтобы они поменяли отношение к тебе.
— Мне в этом помогает разобраться Светлана Тимофеевна.
Теперь я видела, что отвела дочь к хорошему специалисту.
Мы вышли из дома, и когда я увидела Илью, мое сердце отчаянно застучало. Он улыбался, а я любовалась карими глазами.
Прохор
Я сидел на пляже и смотрел на горизонт. Солнце было яркое, а море еще теплое, несмотря на сентябрь. Перевел взгляд на моих обожаемых дочек. Они строили фигуры из песка после купания в море, и я чувствовал, как время остановилось для меня. Я улыбался, когда близняшки обращали на меня внимание, чувствовал частое биение сердца и радовался, что снова здесь.
Снова стал смотреть вдаль. Почему все так сложно?
Тяжесть сдавила грудь, и кожа покрылась внезапными мурашками. Я грустно вздохнул, за полтора года жизнь сделала крутой вираж, и мне нужно снова принимать решение. И оно такое же непростое, как когда-то с Настей.
В Хатаванске остались Алешка и Полечка. При мысли о детях тепло разливалось в груди, и я, каждый раз, уезжая, грустил, понимая, что уделяю им мало времени. Но жизнь с Лидой за два месяца стала невыносимой. Жена утомила меня скандалами по поводу поездок. Она упорно настаивала на отказе от них.
Я пытался договориться, но к моим доводам жена была глуха. Скрещивала руки на груди и поджимала губы, стоило мне только сказать: «Мои дочки».
Но это было не все. Еще она придумала бойкот. Когда я первый раз пришел домой и увидел, что Лида занимается детьми, а ужин не приготовлен, мои глаза расширились, и я непонимающе смотрел на жену. Чувствуя, как внутри закипает гнев, я спросил:
— Лида, почему я прихожу, а еда не приготовлена?
Она встала, ее глаза сузились, скрестила руки на груди и вызывающим тоном сказала:
— Нет к нам хорошего отношения, нет и ужина. Что непонятного?
Я смотрел на нее и не видел прежней красоты. Злоба и вечное недовольство исказили красивые черты. Подошел ближе и процедил:
— Если ты думаешь, что сможешь этим чего-то добиться, то ошибаешься. Мое терпение на исходе.
Глаза жены сверкнули.
— Или дочки, или мы. Решать только тебе, а я тоже устала.
И отвернулась, давая понять, что разговор закончен.
Мне так надоели ее претензии. В сердцах иногда хотелось сказать в ответ, что легче развестись, чем жить с тобой. Но меня останавливали дети. Быстро съел два бутерброда и стал играть с Алешкой и ворковать с Полечкой. А сам размышлял.
Я уже говорил ей, что от обожаемых крошек не откажусь. И в этом решении был тверд как никогда. Если она не хочет понимать, значит, так тому и быть. Просто взял привычку ужинать в кафе, чтобы не ждать милостей от жены. И теперь часто спал в комнате детей, и, заложив руки за голову, думал: «А за что я ее, собственно, полюбил?». Теперь не понимал и качал головой. Но в начале наших отношений она не была такая. Часто вспоминал слова отца, пытаясь найти ответ. Он очень боялся, что я ошибусь в выборе женщины, когда я только собирался жениться на Насте.
— Сын, я перепишу все имущество на тебя. В случае твоего развода, я буду знать, что ты не останешься нищим.
Я тогда возмутился, но спорить не стал. Настя не была меркантильной, и мое богатство ей было не нужно. Но и Лида не была зависима от денег. Лишнего она никогда не тратила и не просила. И я точно знал, что она со мной сошлась не из-за денег. Тогда почему она сейчас такая? Неужели только поездки ее так злят, и она раскрыла тяжелый характер и сущность в этом?
Ничего не менялось в отношениях, и я принял решение, которое давно зрело. Просто буду уезжать туда, где меня любят. К дочкам, и оставаться там на четыре дня. Прекрасно понимал, что Лиде это не понравится, но если она не хотела идти на уступки, почему я должен терпеть ее выходки?
Пришел на кухню и твердо озвучил свое решение. Она кинула поварешку в кастрюлю, и брызги супа разлетелись по плите и столешнице. Ее глаза сверкали, и лицо покраснело. Жена скрестила руки на груди, и заговорила дрожащим голосом, постепенно срываясь на крик:
— Прохор, значит, мы совсем тебе не нужны? Я правильно поняла?
— Пока ты себя так ведешь. Подумай об этом, пока я в отъезде. Я сказал, что от дочек не откажусь. Лида, я тебя совсем не узнаю. Ты уверена, что у нас счастливая жизнь, и я должен прыгать вокруг тебя любящим мужем? В сексе мне отказываешь, вечно ходишь недовольная, ужин для меня не готовишь. Хорошо, что ты хоть мать хорошая и дети ухожены. За это тебе благодарен.
— А ты свихнулся от любви к дочкам. Катись тогда отсюда. Жарься на своем солнце.
Из глаз жены потоком потекли слезы, я слышал ее тяжелое дыхание. Она сжимала руки в кулаки, и когда я хотел подойти и попытаться спокойно поговорить, оттолкнула меня.
Сейчас снимал посуточно квартиру у женщины в Краснотонске и жил по четыре дня. Мне не хотелось возвращаться. И лишь бизнес и дети заставляли садиться в поезд.
Я очнулся от воспоминаний, когда Маша взмахнула лопаткой и позвала меня строить вместе большой замок. С удовольствием опустился на колени, и стал строить с ними нечто грандиозное, и сейчас ощущал себя, как в детстве. Нет забот, а есть только желание набирать мокрый песок и вместе с папой строить башню. Он тоже любил проводить со мной время, и, несмотря на большую занятость, всегда уделял мне внимание.
Но сам продолжал размышлять. За два месяца, спасаясь бегством от охлаждения отношений с женой и наслаждаясь общением с обожаемыми крошками, я запустил управление бизнесом. Заместитель Даниил не мог принимать все решения за меня. Я был уверен
