надо ему что-то сказать, чтобы он не обиделся на мое поведение. Ведь я сам просил его.
— Нет, конечно, Жень. Но у меня это впервые. — вновь опускаю и поднимаю взгляд.
— Я понимаю всё. Прости, получается, я тебя к чему-то обязываю, ты не подумай ничего плохого. — затем, смутившись, добавил нехотя: — Да и толком-то и не получилось ничего. Я ведь даже и не думал, что…
Перебиваю его:
— Всё, не будем об этом.
Он кивает быстро. А я, чтобы перевести быстро тему, спрашиваю:
— А что, кто-то был?
Он кивает.
— Ага, было, вот именно, было. Золотоискатели всё равно приезжают сюда. Оказывается, и то, что мост обвалился, это их рук дело. Они сейчас сказали и пригрозили, чтобы мы дорогу сюда забыли. Там трое мужиков было. Ну я сказал, что мы почтить память мертвых приехали.
Я тотчас кивнул.
— Ну да, кстати, у меня тут много кто из знакомых умер. Правда, не родственники. Мама меня сюда совсем малышом привезла. Но та же продавщица стала нам как родственница, и вообще старик тут один, что щенка мне как-то подарил, тоже иногда меня привечал на ночь по просьбе матери. Она уезжала по командировкам, когда отчетность председатель требовал, в город. Она ведь его замом была.
Тот, удивленно вскинув брови, мотнул головой.
— Мама у тебя, значит, была начальником?
Киваю с улыбкой.
— Ну, значит, я не соврал. — он присел на гнилое бревно. — А что тебе опять снилось?
Пришлось сесть напротив и рассказать всё, как есть. Рассказывал нехотя, под конец настроение совсем испортилось. Женька видел это, но продолжал слушать. Когда мой рассказ иссяк, он удивленно прошептал:
— Ничего себе. Не думал, что и так вот бывает. Наверное, тяжко тебе с этим жить, да?
Киваю, не глядя на него.
— Ага, особенно было, когда в машине думал, что с тобой был, оказалось, что с этим Князем. Такой бардак в голове, не поверишь. Но думал, что здесь вот, может, найду нить и освобожусь от этого всего. Но, как видишь, чуть наоборот не погряз. Надо возвращаться. Но ведь мы так и не искали ничего.
Глаза Женьки загорелись.
— А мне кажется, что ты всё правильно сделал, но тебе не дали ничего сделать там. Не должна была та балка падать на тебя, понимаешь? Я потом смотрел её на излом. Она была целая и сухая. Ее словно срубило что-то. Мне кажется, мы стояли на пути к разгадке.
Выдыхаю и смотрю на небо. Уже начало темнеть, и я, чуть не потеряв голос от страха, прошептал:
— Вот и ночь скоро, что мне опять приснится — неизвестно.
Женька, встав передо мной на колени, спросил тихо:
— Может, со мной в машине поспишь?
Дернулся было от его прикосновения к колену, но, подумав, кивнул. Тот обрадованно встал и позвал:
— А теперь кушать, мы что, зря с тобой баулы с едой взяли? Твоя мать наготовила. В сумке холодильнике лежит до сих пор. Будем надеяться, что не испортилось.
На улице, разведя костер поодаль от деревни, так же как и раньше сели напротив друг друга всё с тем же псом, перекусили уж очень плотно. Женька поднимал мне настроение, как мог, и наконец-то я расслабился и позволил ему расправить наши спальные мешки в кузове моего джипа. Пришлось вытаскивать, конечно, много. Но получилось очень даже удобно и уютно.
Дождь начался внезапно, и мы влетели со смехом в машину. Там, наскоро переодевшись, запихнули свои тела в спальные мешки. Спать не хотелось, упорно считал овец, так прошел час. Женька спал тихо. Его ровное дыхание успокаивало меня. Но глаза упорно не смыкались. Всякие мысли так и лезли.
— Ты чё не спишь? — спросил тихо Женька, наверное, через ещё час.
— Не знаю. Как-то тяжело на сердце. Словно что-то мешает. Боюсь, наверное.
Послышался шум, и тотчас мой мешок начал открываться.
— Ты что, Жень?! — спросил гневно, но он, не обращая на меня внимания, все равно влез ко мне и, властно обняв, прижал меня к себе спиной.
Я так и замер, одна рука Женьки смело залезла в мои трусы, и через несколько секунд мой уже окрепший член под его пальцами стал требовать ещё больше ласки. Я застонал от мучительного напряжения и желания. Женька покрывал сзади мою шею горячими поцелуями, затем простонал мне в затылок:
— Не могу держаться, я только пообтираюсь, ты не бойся. — он стянул мои трусы чуть ниже, и его член стал тереться между моих ягодиц. Так томительно горячо стало в груди и между ног, что не выдержал и сам стал помогать ему. Его смазка уже потекла между ягодиц, так что и смазывать меня не было никакой необходимости.
— Входи, блин, Жень, не могу, хочу… — тихо просипел ему под ударами не входящими в меня члена. Он, задохнувшись будто, вдруг задрожав всем телом, с усилием, чуть сжав мои плечи, на выдохе сказал глухо:
— Погодь, погодь… — и замер, уже сильнее сжав мои плечи.
Понимая, что он сейчас вот-вот чуть не кончил, терпеливо ждал. Наконец он выдохнул и, повернув меня к себе, жадно поцеловал и спросил, заглядывая в мои глаза:
— Видишь, что ты со мной творишь?! Я люблю тебя, люблю тебя такого красивого, стройного, доброго и упрямого. Ты бесстрашный и в тоже время такой хрупкий. Тебя хочется защищать, тобой хочется дышать. Антон!!! Тобой хочется жить, каждый день вдыхать твоего счастья. Твоими глазами хочется смотреть на этот мир.
Мы целовались, наверное, вечность, сердце радостно стучало, билось за каждое его слово. Почему я не чувствовал это с другими женщинами, которых у меня было очень много? Почему именно ему я поверил? Не знаю, но дальше я окунулся с головой в водоворот чувственных прикосновений и жадно познавал и его тело. Всё было словно внове. Неужели поцелуй может принести столько радости и счастья? А ещё это не пошлое желание обладать, но и быть под ним!!! Почему я спокойно развожу свои ноги для него? Почему я сам не хочу накрыть его тело? Наверное, хочу… но сейчас мне так уютно, тепло и, наверное, защищенно быть под ним. Это ощущении силы, добра и любви от него накрывало меня своим щитом и заслоняло от всех бед и того бреда, в котором я находился. Мы игрались словно юнцы, познавая свои тела
