реки и глядит в прозрачные воды ее…
Мистер Вадингтон прервал его, скорбно покачав головой.
– И не в том еще беда, что она много мяса ест. Главное несчастье – это ее десерты. И вполне понятно, что если женщина пичкает себя такими сытными жирными блюдами, как те, что были сегодня за обедом, то она не может не жиреть. Я не раз говорил и скажу еще сто раз…
Что именно мистер Вадингтон хотел сказать в сто первый раз, остается неизвестным. Одной, так сказать, нерасшифрованной тайной больше в истории человечества. Как-раз когда он набрал воздуху в легкие, чтобы высказаться, дверь отворилась и на пороге появилось дивное видение. Мистер Вадингтон остановился на полуслове, а сердце Джорджа Финча трижды проделало сальто-мортале, после чего оно завязло у него в передних зубах.
– Мама послала меня узнать, что с тобой случилось? – сказала Молли, обращаясь к отцу. Мистер Вадингтон постарался придать своему лицу, насколько это было возможно, выражение оскорбленного достоинства.
– Я вовсе не знал, дитя мое, что со мною что-нибудь случилось – ответил он. – Я только воспользовался первой представившейся мне возможностью, чтобы бежать сюда и, не опасаясь помехи, поболтать с этим молодым другом моим, приехавшим с Запада.
– К сожалению, тебе нельзя сидеть тут и беседовать с твоим молодым другом о Западе, когда в доме такие важные гости.
– Важные гости! – презрительно фыркнул мистер Вадингтон. – Свора ожиревших кровопийц! Там, на Западе, таких людей давно уже линчевали бы!
– Мистер Бодторн уже несколько раз справлялся о тебе. Он хочет сыграть партию в шашки.
– В аду, я убежден, полным-полно таких людей, как Бодторн – произнес мистер Вадингтон с таким видом, точно он цитировал Данте.
Молли обняла отца одной рукой и нежно поцеловала его. Из груди Джорджа Финча вырвался глухой жалобный стон. Есть пределы тому, что может вытерпеть человек.
– Папочка, милый, ты должен вести себя хорошо. Сейчас же иди наверх к гостям и постарайся быть возможно любезнее. Я останусь здесь и займу мистера…
– Его зовут Пинч – сказал Вадингтон и, весьма неохотно встав с места, направился к двери. – Я познакомился с ним там, где мужчина на самом деле мужчина. Попроси его рассказать тебе о Западе. Я давно уже не встречал такого интересного собеседника. Мистер Винч буквально очаровал меня своими рассказами. Так-таки и очаровал. А меня зовут, закончил он, совершенно ни к чему, пошатываясь и держась за дверную ручку, – Сигсби Вадингтон, и мне наплевать на весь мир!
* * *
Главным недостатком в характере робкого человека является то, что в критическую минуту он из находчивого и блестящего человека (каким он рисует себя во время своих мечтаний) превращается в совершенно иное лицо. Ваять хотя бы Джорджа Финча. Очутившись наедине с любимой девушкой, другими словами, достигнув совершенно неожиданно того, о чем он мог только грезить, он вдруг обнаружил, что его истинное «я» покинуло его, а на его месте оказался какой-то никчемный недоносок.
Тот Финч, с которым Джордж так часто вел беседы в продолжение многих часов, когда он грезил наяву, был замечательный малый. Он умел держать себя непринужденно. Обладал всеми данными для того, чтобы занимать собеседника, и достаточно было взглянуть на него, чтобы тотчас же сказать: «Вот симпатичный молодой человек и на редкость умный» (стоило лишь послушать его эпиграммы). Но опять-таки это был не тот искушенный светский пройдоха с холодным сердцем, которого так часто встречаешь в обществе в наше время. Нет! Как бы гладко ни лилась его блестящая, пересыпанная остротами речь, вы все же, не задумываясь, могли с уверенностью сказать, что сердце у этого человека на месте и что со всеми своими дарованиями и талантами он, тем не менее, совершенно чужд малейшего признака тщеславия. А как сверкали его красивые глаза! Какой обворожительной усмешкой сопровождал он свои слова! Как спокойно-изящны были его жесты! А его накрахмаленная сорочка ни в коем случае не выпирала вперед, точно куль с картошкой! Короче говоря, тот Джордж, каким Джордж Финч видел себя в своих грезах, был идеалом молодого человека, о котором мечтают девушки.
Но какой неприглядный вид был у того Джорджа Финча, который сейчас стоял на одной ноге в библиотеке дома номер шестнадцать по Семьдесят Девятой улице! Во-первых – его волос, по-видимому, уже несколько дней не касалась щетка. Затем он, надо полагать, давно уже не мыл рук, если судить по тому, как тщательно он пытался спрятать их, уже не говоря о том, что они приняли почему-то цвет спелой свеклы. Брюки его вздулись на коленях, галстук медленно, но верно подвигался по направлению к левому уху, а сорочка выпирала на груди, как… ну, если не как куль с картошкой, то как грудь нахохлившегося голубя. Пренеприятное зрелище…
Опять-таки внешность – это еще далеко не все. И если бы это жалкое создание, самовольно занявшее место Джорджа Финча, способно было произнести хотя бы одну десятую часть тех монологов, которые создавал в своем воображении подлинный Джордж Финч во время своих сладостных мечтаний, то можно было бы все же надеяться на спасение. Но этот несчастный человек, помимо всего, потерял дар речи. Единственно, казалось, что он в состоянии был еще сделать, это-откашливаться через каждые десять секунд. Ну, скажите на милость, слыханное ли это дело, чтобы кто-нибудь вздумал покорить сердце девушки хриплым кашлем? Мало того, при всем своем желании Джордж Финч не мог никак придать своему лицу подобающее выражение. Когда он сделал попытку мило улыбнуться, у него получилась лишь неприятная гримаса. А когда он сделал над собой усилие, чтобы согнать гримасу с лица, его лицо приняло выражение кровожадного преступника. Но больше всего угнетало Джорджа то обстоятельство, что он не в состоянии был говорить. Собственно говоря, со времени ухода мистера Вадингтона молчание продолжалось не более шести секунд, а, между тем, Джордж Финч готов был поклясться, что прошел целый час. Призвав на помощь всю силу воли, он взял себя в руки и произнес, наконец, хриплым голосом, почти шепотом:
– Меня вовсе не зовут Пинч.
– Вот как?.. – обрадовалась Молли. – Как это интересно!
– И не Винч!
– А как же?
– Финч, Джордж Финч!
– Вот чудесно!
– Казалось, ей действительно приятно было, что его зовут именно Финч. Она подарила ему такую ласковую улыбку, точно Джордж явился из далеких стран и принес добрые вести.
– Ваш отец, очевидно, думал, что меня зовут Пинч – продолжал Джордж, не зная, что сказать другое, и не будучи в то же время в состоянии оторваться от столь удачной темы. –
