я уже ознакомился с Вашими показаниями, – соврал Адлер. – Но мне хотелось бы уточнить пару вопросов.
После прохлады улицы складывалось впечатление, что отопление в ее доме накручено на полную мощность. Если бы не снег в окне, можно было бы предположить, что на дворе жаркое лето. Сама Помалинова оказалась приземистой хрупкой старушкой. Одетая в легкий халат, она шаркала мелкими шажками по паркетному полу. Поступь ее и без того легких шагов приглушали мягкие домашние тапочки.
Адлер снял куртку. От предложения повесить ее в гардероб отказался, предпочитая всегда иметь свои вещи при себе.
– Итак, что Вы хотели узнать помимо того, что я уже рассказала?
Одним глазом он заглянул в протокол. Почерк участкового оставлял желать лучшего, потому сразу определить суть показаний невозможно. На самом деле Адлер и сам не до конца понимал, зачем явился. Он оказался здесь интуитивно, а не по велению здравого умысла.
– Ой, где же мое гостеприимство? Вы только с холода, как насчет чая? – заботливо улыбнулась она.
– Я бы не отказался, – согласился он лишь для того, чтобы выиграть немного времени.
Пока она готовила напитки, он уселся на мягкий глубокий диван и мысленно подметил: неплохо было бы прикупить такой и себе. Рассматривая ее показания, он поймал себя на мысли, что описание предполагаемого преступника слишком скупое, и едва ли как-то поможет: не было указано ни возраста, ни роста, ни каких-то внешних отличительных черт. То ли она, действительно, не смогла его разглядеть, то ли участковый схалтурил. Зато она не упустила возможности зафиксировать тот факт, что первый дежурный, которому она позвонила, отказался высылать к ней наряд. Участковый, заполнявший эти бумаги, не показался Адлеру идеалистом и мог бы опустить такого рода подробности, поскольку для упомянутого дежурного подобное грубое нарушение могло иметь необратимые последствия.
Помалинова вернулась через пару минут, постукивая чашками на блюдцах. Подняв глаза, следователь увидел в углу против себя фигуру бассет-хаунда, выполненную в полный рост из папье-маше.
– Собака смотрится, как живая, – заметил он, отпив чай. – Ваша работа?
– Нет, – ответила она, погладив пса по бумажной шерстке, и улыбнулась. Из-за сонливых глаз ее улыбка казалась блаженной и напоминала выражение лица, какое можно увидеть у наркомана во время прихода. – Я купила ее на ярмарке. Мой покойный муж запрещал заводить мне собак – говорил, у него на них аллергия. Я сомневалась в этом, но спорить с ним было бесполезно.
– Могу ли я уточнить у Вас, какого роста был тот неизвестный, которого Вы видели ночью?
Она вдумчиво потерла щеку.
– Кажется, он был очень высоким.
– Насколько?
– Не знаю, может, как Вы, или даже выше.
Адлер не учел тот факт, что для свидетельницы высокими, скорее всего, кажутся все. Сам он с трудом дотянул до 170 см, потому на звание высокого претендовать не смел.
– А Вы, случайно, не видели его раньше?
– Нет.
– А куда он направился?
– Знаете, в какой-то момент, показалось, что он смотрит на меня, хотя глаз его я не видела. Он и сам находился в тени, но его глаза – они как черные дыры, понимаете?
Следователь кивнул, хотя и не представлял, о чем идет речь.
– Я испугалась, – продолжила она, – спряталась, а когда снова выглянула в окно, от него уже и след простыл.
– А мясник Томаш не говорил Вам незадолго до трагедии о каком-то возможном визите, может, он кого-то ждал, или с кем-то открыто конфликтовал?
Она покачала головой и сказала:
– Нет. Мы с ним не общались толком, лишь изредка перебрасывались словами в силу необходимости, да и общих тем для разговора едва ли с ним можно было сыскать. Видите ли, здесь многие считают, что, – на секунду она замолкла с открытым ртом, стараясь придумать альтернативу слову «псих», – что у него имелись старческие проблемы с головой.
– Вы не знаете, остались ли у него родственники?
– Не имею понятия.
Глубокий вдох Адлера перешел в долгий зевок. Он повертел протокол, сложил его пополам и убрал в куртку. Полицейский уже готовился встать, распрощаться и отправиться обратно в хлев к Томашу, как неожиданно для себя, не рассчитывая на ответ, спросил:
– А Вы, случайно, никогда не слышали, – помешал он рукой воздух перед собой, подыскивая подходящие фразы, – о Темном человеке, или Черном человеке? Как-то так…
Он остановил поток рассуждений, увидев, как Помалинова побледнела. Добродушие с ее лица испарилось.
– И жил по ночам под мостом человек, – она вздохнула и крепко сжала холку бумажной собаке. Следующее она произнесла уже шепотом. – И звали его Карел Дворжа´к.
– Карел? Дворжак? – переспросил Адлер по отдельности, не смотря записывая имя в блокнот.
– Да, – ответила она, пронзив его взглядом. – А еще его звали «Модранский психопат».
Следователь пометил и это. В голове его прозвучали слова, которые стоило бы сказать: «Если Вам не хочется вспоминать, то мы могли бы обсудить это в другой раз». Но едва он прокрутил их, как понял: не узнав правды, уснуть не сможет.
– Не расскажете подробнее?
Она тревожно кивнула.
– Расскажу, раз Вы настаиваете, только при одном маленьком условии: никому не говорите о том, что сейчас случится, – с этими словами она вылила остатки чая в вазу с цветком, достала из тумбочки бутылку с ликером и наполнила им кружку. – Вы же хороший мальчик, верно?
Адлер скитался между тем, что ему делать: смущаться от комплимента, или переживать.
– Обычно я не пью без повода, – добавила она. – А Карел Дворжак – это всегда хороший повод напиться. Прошло уже 30 лет, а я до сих пор помню всё. Людям свойственно запоминать только то, что их касается. Бывает, открываешь газету с утра и видишь: «Маньяк замучил ребенка», а то и еще что похуже, и думаешь: «Какой ужас!», но к обеду все забывается. Другое дело, когда, читая подробности, сталкиваешься с чем-то страшнее, чем убийство незнакомых тебе детей, – она прервалась, сделав глоток из кружки. – Вы уж поверьте: хуже информации о том, что твой сосед стал жертвой маньяка, может быть лишь информация о том, что маньяк – твой сосед.
– Так он жил неподалеку?
Она показала в сторону.
– Совсем близко, вон там, в конце улицы. Помню россыпь сине-красных ламп у его дома, и эти звуки полицейских сирен. И как встревоженно дочь сказала: «Господи, что случилось дядей Карелом?» А когда из его двора вынесли завернутое в простыни тело, я закрыла ей ладонью глаза, но сама не смогла оторваться.
Адлер посмотрел в окно, но дальше дома мясника Томаша ничего не нашел. Приподнялся, вытянувшись, внимательнее изучил окрестности – безрезультатно.
– Что случилось с его домом? –
