отправили на постой к другим – верным товарищам.
Дверь скрипнула и открылась. В лицо пахнуло удушливым запахом сырости.
– Вентиляцию завалило. Приходится прятаться так…– пожал плечами бывший начальник НКВД.– Если мы начнем раскапывать завалы, то обязательно у немцев возникнут ненужные вопросы. Сейчас товарища делают схрон в лесах. Туда-то вскоре мы и переедим. Тут слишком опасно!
– Еще бы!– хмыкнул Федор, осматриваясь.– Прямо под носом у немцев. Вы в курсе, что через пару кварталов отсюда немецкая комендатура?
– Темнее всего под фонарем, Федор Алексеевич,– улыбнулся Говоров.
Они брели длинным неосвещенным коридором пару минут, пока не выбрались на узкую освещенную площадку еще с одной дверью.
– Это и есть наш штаб!– Говоров постучал условленным способом., чем-то вроде интернационала. За бронированной дверью зашуршали. Заскрипел вентиль, отодвигаемой защелки. Крысы с писком ринулись из открывающейся щели.
– Здравствуйте, товарищ Говоров!– поздоровалась совсем юная девчушка, еще школьница в грязной телогрейке с вылезшей из огромных дыр ватой. В руках она держала пистолет, который уперся Тарасу Павловичу прямо в живот.
– Все хорошо, Настена, это друг!– кивнул он, и девчонка с серьезным видом убрала оружие в карман. Пропустила их внутрь.
Это была довольна большая комната, ярко освещенная фонарями дневного света. Возле стены, вдоль, располагались ряды панцирных кроватей, на которых лежали, сидели молодые ребята и девчонки, такого же возраста, как и Настя. Их было человек семь. Кто-то читал, кто-то чистил оружие, кто-то курил. Они заинтересовано остановили свои занятия и уставились на вошедших жадными внимательными глазами.
Посреди комнаты стоял стол, вокруг которого разместились несколько разномастных табуреток. Видимо, мест не хватало, и молодежь принесла остальное из дома. За кроватями, в проходе было еще несколько дверей, куда ведущих непонятно, дед Федор махнул на них рукой. Если надо будет, то расскажут…
– Это Федор Алексеевич Подерягин!– объявил Говоров, усаживая старика с палочкой на самое почетное место во главе стола, где, скорее всего, сидел раньше сам. Ребята тут же прониклись уважение к этому хмурому деду с покалеченной ногой, несомненно, представляя его кем-то из героев Гражданской войны, каково же было их удивление, когда Тарас Павлович сообщил им его биографию.
– Белый офицер, дворянин, кулак, подследственный НКВД СССР. Сидеть не сидел, но много раз был в шаге от того, чтобы отправиться в лагерь по статье 58-ой «враг народа». Человек-кремень! Он нам будет помогать!
– Белый офицер?– хмыкнул один из парней, высокий, даже слишком, с коротким ежиком светлых волос, худощавый. За поясом у него торчал револьвер. И сам он себя ощущал не меньше, чем Лазо или Фрунзе.
– Это Паша Шевелев,– представился парня Говоров, с усмешкой наблюдая за реакцией Подерягина,– он у нас всеми культурно-массовыми мероприятиями в комсомоле заведовал до войны.
– Оно и видно!– кивнул дед Федор.– Потому как револьвер никто и никогда из грамотных людей за поясной ремень в штаны не засунул бы, только массовик-затейник. Курок может спуститься самостоятельно, получишь позорное ранение в мягкое место, а в экстренной ситуации зацепиться барабаном и все…Поминай, как звали!
По тому, как уверенно говорил дед Федор, прошедший Первую Мировую войну, как смеялись язвительно его серо-зеленые глаза, ребята поняли, что все это правда. Шевелев торопливо перепрятал пистолет в карман, чем вызвал смех окружающих.
– Теперь понятно, что дед Федор нам не враг?– уточнил Говоров у ребят, рассевшихся вокруг стола. Часть из них закивала, другая часть все еще смотрела настороженно, но без ненависти к неправильно подкованному классовому врагу. Уже было лучше… Атмосфера немного разрядилась.
– Сегодня утром арестовали Танюшку Сатину!– сообщил Говоров.
– Как? За что?– все знали эту добрую и ласковую учительницу начальных классов, которая даже в трудное время немецкой оккупации находила время, чтобы учить детей писать и читать в своем собственном доме. В школе, где она работала, фашисты организовали лазарет.
– По подозрению в покушении на убийство коменданта Эрлиха Бааде,– пояснил майор НКВД.– Немцы хватают всех подряд и тех, кого считают неблагонадежными. По городу прокатилась волна арестов.
– Это все из-за меня…– простонал Паша Шевелев, хватаясь за голову.
– А вот и горе-стрелок объявился!– констатировал дед Федор.
– Федор Алексеевич, хватит!– остановил его Говоров.– Это была его первая акция…
– К сожалению, ясно, что Сатину не спасти,– Подерягин положил свои крупные ладони на стол и тяжело вздохнул.
– Можно организовать нападение на тюрьму!– воскликнула та самая Настена, которая открывала им дверь.
– И мужественно погибнуть у ее входа. Немцы отличные солдаты, как бы плохо вы о них не думали, но отомстить за девчонку следует.
– Как?
– Есть одна идея…– нахмурился дед Федор
10
День медленно и неотвратимо катился к ночи. После обсуждения всех тонкостей, придуманного дедом Федькой плана. Несколько человек во главе с Говоровым отправились вместе с Подерягиным в его деревню. Добирались пешком. Срезав изрядный крюк через Лучку.
На задание отправились трое наиболее подготовленных ,по мнению бывшего начальника НКВД, ребят – тот самый Паша Шевелев, Настя Камская и Веня Веников – худенький ботаник в очках и куцем пальтишке с тонкой тряпичной подкладкой. Тарас Павлович сообщил Федору по секрету, что парень в школе плотно занимался физикой. И никто лучше него не разбирается во всякого рода взрывных устройствах.
Ночь медленно спускалась на город. Тревожно ухая, пролетела над их головами сова. Дед Федор подумал, что Акулина дома места себе не находит, ищет его, но ничего поделать не мог. Раз уж пообещал, то надо исполнять. Почему он согласился на сотрудничество с Говоровым – косвенным виновником всех бед, которые свалились на его семью с двадцатых годов? Он и сам не ответил бы на этот вопрос. Может потому что слова «родина», «отечество» и их защита не потеряли за столько времени для него смысл? Или старик хоть как-то желал помочь своему сыну, волею или неволею оказавшемуся на острие борьбы с немцами? А может просто, потому что при всей своей гнилой должности майор Говоров был ему симпатичен? Ведь остался он тут, в городе, организовал этих юнцов для борьбы с фашистами! А ведь мог уехать вместе с остальными партийными деятелями, всеми этими председателями обкомов, горкомов и прочей ереси, прости господи! Но он остался, пусть на нелегальном положении, прекрасно зная, чем грозит ему поимка немцами, но упрямо продолжал свою борьбу, веря в победу. Может, именно это упрямство и импонировало ему в Тарасе Павловичу, заставляя подчиняться его неуемной энергии и желанию бороться.
Через полчаса они вышли к железнодорожному полотну. Запахло креозотом и сыростью. Под ногами слегка захлюпало. Вокруг стало больше камыша, меньше луговой травы.
– Скоро еще?– спросил
