Третий глаз мягко согревал ей лоб, радуясь, что увидит, наконец, перчатки, понежится в их объятиях. Решила Пелагея не откладывать дело в долгий ящик, идти к оборотному камню прямо сейчас. Солнце стояло уже высоко. Пришла Пелагея к оборотному камню, поставила ларец на камень, открыла, достала перчатки, закрыла, надела перчатки, осторожно положила руки в перчатках на камень и… исчезла. Ларец сиротливо ударился ребром о землю, раскрылся, покачался мгновение, и перевалился на дно. Не знала Пелагея, что нельзя, даже в перчатках, камня днем касаться. Теперь она, как Персефона, ночью появляется, днем исчезает, и всегда в одной позе, опершись на камень руками в перчатках, как подмена картинки в компьютерной матрице. И только сын центуриона Кривая Липа может ей помочь, Нужно найти могилу Кама, лежит он в склепе, снять со скелета ожерелье матери, бусина из которого хрустальный глаз, надеть Пелагее на шею, и рассеется наваждение злое.
Однажды сильный ветер распахнул окно в хижине человека из Сахарного, и что-то попало в глаз человеку из Сахарного. Тер глаза человек, глаза слезились, вышла соринка из глаза со слезой. Посмотрел человек и увидел семя незнакомое. Посадил в землю семя человек. Вырос из семени куст причудливый. На стебле с руку толщиной было множество ветвей, и каждая ветвь заканчивалась цветком, лицо напоминающем. У каждой ветви свой, неповторимый, цветок. Как лица у людей разные, или отпечатки пальцев. Не понимал человек из Сахарного, что происходит, пока не пригляделся внимательно. Звуков цветки не произносили, но четко артикулировали человеческую речь. Но нельзя было подумать, что цветы разумны. Кто-то невидимый артикулировал цветы. Чей-то дух. Прошло время прежде, чем человек из Сахарного научился понимать артикуляцию цветов. Кто-то невидимый через цветы говорил: Ты должен пойти в щенячий лог, найти место, где ларец, обтянутый кожей, лежит, копать на этом месте, пока не провалишься в склеп, сними ожерелье со скелета, дождись ночи, пока не появится женщина в перчатках, на камень опирающаяся, надень ожерелье ей на шею, хватай перчатки и беги, пока не очнулась она. Перчатки принеси домой, надень на цветок. Дальше увидишь, что будет. Принес человек из Сахарного перчатки надел на цветок. В комнате потемнело, в центре комнаты загустел воздух клубами белыми, составил фигуру человеческую. Заговорила фигура, но человеку из Сахарного казалось, что голос шел с неба грому подобный. За окном шел дождь, сверкали молнии. — Я Матой, зачем ты звал меня, человек, — прогремела фигура. — Я боюсь, что они найдут первичный шар.
Шар породит злобных сущностей, которые уничтожат город, нельзя этого допустить, — сказал человек из Сахарного. — Сумин уже нашел первичный шар, и скоро покачнется от усталости и недосыпания, и уронит шар в жидкий кислород. Поздно предпринимать что-либо. Не беспокойся о городе, человек. Город выживет. Фигура растаяла, как туман, рассеянный ветром.
Пелагея очнулась в щенячьем логу, и не могла понять, как она там оказалась. Ей стало страшно, что она страдает лунатизмом. Как она ходила в коричневый лес, она не помнила. Последнее, что она помнила, как упала статуэтка льва. Вздохнула она печально — Что ж я больна, надо к психотерапевту сходить. Что за ожерелье на мне, где я его взяла? Нет ответа — и она побрела домой. А на земле остался лежать хрустальный глаз.
