– Побежал в подворотню.
– Естественно, не в отделение милиции. А как ты думаешь, он мог нечаянно толкнуть женщину? Ну, скажем, оступившись и потеряв равновесие?
Инга отрицательно покачала головой.
– Нет, он сделал это нарочно. Он стоял ровно и выжидал, когда я подъеду ближе.
– Значит, убийство?
– Не знаю, как это можно назвать по-другому, – ответила Инга.
Я услышал шум приближающейся машины, обернулся и поднял руку. «ГАЗель» с открытым кузовом притормозила.
– Куда? – крикнул парень, сидящий рядом с водителем.
– В Судак!
– В кузов, ребята!
Платье Инги менее всего подходило для лазания по машинам. Она никак не могла поднять ногу, чтобы поставить ее на бампер. Пришлось задрать подол выше пояса. Я помог ей, поддерживая два упругих полушария ладонями.
– Осторожнее! – предупредила Инга, когда я закинул ее в кузов. – Ты мне там синяков не оставил?
Держась одной рукой за борт, она выворачивала шею, пытаясь рассмотреть свои ягодицы.
– Ничего страшного, – ответил я. – Голой тебя, надеюсь, снимать не будут? Или я ошибаюсь?
Инга ничего не ответила. Машина тронулась и весело покатилась с горки вниз. Мы неслись навстречу ветру, словно в шторм плыли на яхте.
Она говорит правду, думал я, убеждая себя в этом, ибо принять другую версию было невыносимо. Это с какой же скоростью надо нестись по дороге, чтобы не успеть затормозить и сбить человека! Инга не смогла бы так разогнать машину в том проулке. Ни за что бы не смогла. Женщину действительно кто-то толкнул под колеса.
Любопытно, что когда лицемеришь с самим собой, то на некоторое время возникает иллюзия душевного равновесия. Я даже в порыве чувств обнял Ингу одной рукой, и она прижалась ко мне. Через некоторое время, как положено, началась обратная реакция. Я словно увидел себя со стороны, с высоты птичьего полета. Вот едет на машине счастливый кретин, обнимая глупую девушку. Катится на машинке по тонкой извилистой дороге в пыльный город. Сзади, между двух голых холмов, приютился ржавый сарай под названием «Автосало», в котором стоит «шестерка» с помятым передком и с комочками запекшейся крови в щелях радиатора. Впереди, в пыльном городе, есть морг, где лежит сбитая «шестеркой» женщина; есть там отделение милиции, уже гудящее, как улей, и милиционеры уже обложили все дороги, а следователи с большими лупами уже бегут по кровавым следам полустертых протекторов; и есть в этом городе инструктор Витя, который, поглядывая на часы, ходит по двору автошколы, а директор орет ему из окна, что если через десять минут машина не найдется, то он сообщит в милицию об угоне. И еще в этом городе вчера вечером задохнулся в собственном гараже «черный» антиквар Кучер, один из двоих, кто знал о моем золоте. И последнее: в этом же городе появился некто Лембит Лехтине, который интересуется антиквариатом и ищет встречи со мной. А в это время улыбающийся кретин, обнимая глупую девушку, несется ветру навстречу…
– Что с тобой? – спросила Инга тревожно. – Тебе плохо?
– Милиция, – произнес я.
Глава 10
«ГАЗель» плавно притормозила и остановилась на обочине рядом с мотоциклом и двумя милиционерами в бронежилетах и с «калашниковыми».
– Старший лейтенант Баркевич, – представился водителю один из них. – Документы, пожалуйста, и вещи к досмотру.
Я взглянул на помертвевшее лицо Инги и тихо сказал:
– Сядь, не стой.
Инга опустилась на дощатый пол, прижалась лбом к борту, глядя через щель на милиционера. Ты этого хотела, подумал я с некоторым злорадством. И это только начало. Теперь вся твоя жизнь будет заполнена страхом и ожиданием ареста.
– Прошу! – с веселым напевом сказал водитель, протягивая документы. – Вот права, вот доверенность, вот накладная…
Милиционер медленно пошел вокруг машины, внимательно рассматривая ее фары, колеса и борта. Потом поднял голову и встретился со мной взглядом.
– Они с вами?
– Попутчики, – объяснил водитель и зачем-то подмигнул мне.
Нет, это не обычная проверка, понял я. Он ищет. Он целенаправленно ищет машину, сбившую женщину.
– Что в мешках? – спросил милиционер, но я увидел, что он не сводит глаз с Инги, и под его взглядом она медленно встает, и лицо ее каменеет от ужаса.
– Пшеница. Корм для курей, – ответил водитель. – Могу показать…
– Не надо! – остановил его милиционер. Казалось, своим взглядом он засасывает Ингу, и та уже едва стоит на ногах. – Никак не вспомню, где я мог вас видеть…
Инга натянуто улыбнулась и пожала одним плечом.
– Что такое! – усмехнулся милиционер. – Ваше лицо просто стоит перед глазами, а вспомнить не могу… В магазине? На пляже?
– Я не здесь живу, – едва смогла произнести Инга.
– А где?
– В Ялте.
– Значит, ошибся, – с сожалением сказал старший лейтенант. – В Ялте я никогда не был… Счастливого пути!
– Этого еще не хватало, – пробормотала Инга, когда машина снова тронулась.
– Ты о чем? – спросил я.
– Так, о всякой ерунде, – уклончиво ответила она.
Мы пронеслись мимо автовокзала. Я постучал по крыше кабины.
– Приехали? – спросил водитель.
Я спрыгнул, взял Ингу на руки и опустил на асфальт. Водитель посигналил и помахал нам рукой. Знал бы ты, кого подвез, подумал я, провожая машину взглядом.
– Куда теперь? – спросила Инга.
– Туда, – ответил я.
Она поняла и уточнять не стала. Взяла меня под руку и, прихрамывая (сбила пятки, когда босиком шла), пошла рядом – притихшая в ожидании большой грозы.
Чем ближе мы приближались к рынку, тем медленнее шли. Волнение Инги передавалось мне. Мы вышли на рыночную площадь. Суета, придавленная солнцепеком, несколько поутихла, но все равно было тесно. Нас толкали, словно нарочно. Я испытывал гадкое чувство, словно все вокруг нас: и торгаши, и покупатели – прекрасно знали нашу тайну и лишь делали вид, что не обращают на нас внимания. Я стрелял по сторонам глазами, со страхом ожидая уловить косой и насмешливый взгляд. Инга приросла к моей руке. Сама того не замечая, она все сильнее наваливалась на нее, и я уже почти нес Ингу, как накинутый на руку плащ.
– Ты можешь идти нормально? – сквозь зубы произнес я.
Инга выпрямилась, но ненадолго. Она едва передвигала ноги, словно это были тяжелые протезы, крутила по сторонам головой и вздрагивала всякий раз, когда ее задевали прохожие.
Мы прошли вдоль каменного забора и свернули в злосчастный проулок. Я волновался, как преступник во время следственного эксперимента. Мне казалось, что мы ведем себя слишком неестественно и это выдает нас с головой. Наши шаги гулко звучали в узком пространстве между глухой стеной кинотеатра и бетонным забором, стоящим напротив. Я таращил глаза, выискивая нечто ужасное, но ничего не находил, и взгляд мой свободно скользил по заборам, асфальту и коричневой стене старого, давно не работающего кинотеатра. Людей было мало. В этом проулке, где не было ни магазинов, ни кафе, курортники почти никогда не появлялись.
