Что это с ним? Зачем он ее задержал? Или он так боится снова увидеть, как она от него уходит? Откуда взялась эта импульсивность?
— Я не поблагодарил вас, — наконец нашелся он. — Мне нужно очень много сделать за эти две недели, а когда рядом дети…
— Пустяки! И потом, мне самой интересно. — И она шагнула ближе, чтобы чмокнуть его в щеку.
Еще чего, в щеку! Доминик повернул голову, и их губы встретились. Он почувствовал, как ее губы растягиваются в улыбку.
— Что такое? — спросил он. Они стояли так близко, что он чувствовал на своей коже ее дыхание.
— Ничего. — Она снова поцеловала его, на этот раз едва коснувшись губами. — Хорошо…
Не закрывая глаз — хотелось ее видеть, — Доминик еще раз поцеловал Молли и пробормотал в поцелуе:
— И глупо.
Она захихикала и куснула его нижнюю губу.
— Хорошо, что мы оба это понимаем.
— Тебе пора бежать к детям. — Он погладил ее обнаженные руки.
— Давным-давно, — согласилась она и провела кончиком языка по его губам. — Спокойной ночи… босс.
Его руки опустели. Она ушла.
Глава 6
Молли была просто на седьмом небе.
Завернувшись в большое пушистое белое полотенце, она вышла из ванной; вслед за ней вылетело большое облако душистого пара.
Захватив по дороге расческу (инкрустация серебром), она села за вычурный туалетный столик (вишневое дерево, антиквариат) и с блаженной улыбкой стянула с головы полотенце поменьше, высвободив копну рыжих кудряшек.
Показав язык своему отражению в зеркале, Молли зачесала кудряшки назад, чтобы они гладко прилегали к голове: так она становилась похожа на первоклассную стерву убийственной красоты. Подождала. Раз… два… три… че… Хоп. Один завиток выбился из прически и упал ей на лоб. Она попыталась сдуть его на место.
Увы — слишком поздно. Следом за ним сорвались и другие, и Молли снова стала кудрявой.
— Обожаю влажность, — пригрозила она, вооружившись феном и снова зачесывая волосы назад.
Когда густая копна завитков высохла (теперь часть их нежно прижималась к шее сзади, а часть в художественном беспорядке рассыпалась по лбу и живописно вилась вдоль щек, подчеркивая высокие скулы), Молли огляделась.
Комната, в которую ее поместили, совершенно очевидно, предназначалась для гостей женского пола: обои с цветочным орнаментом, сборчатые шторы, туалетный столик плюс куча гелей, кремов и лосьонов в ванной комнате.
Ее вещи уже распаковали: платья висели в шкафу, остальная одежда бережно разложена по выстланным бумагой ящикам. На самой нижней полке шкафа в два ряда выстроились туфли. По горячему убеждению Молли, обходиться в поездке менее чем двенадцатью парами туфель могли только дикари.
Фотографии в серебряных рамках, которые она повсюду возила с собой, развесили по стенам. Маникюрный набор и флакончики с духами стояли на туалетном столике. Даже увесистый список правил, напечатанный Джейни, поджидал на тумбочке возле кровати. Кровать была с пологом.
Она по-прежнему здесь. И все готово к тому, чтобы она отлично здесь устроилась.
Как дома.
Хотя обычно Молли умела устроиться как дома везде, где бы ни оказалась. Во-первых, потому, что привыкла к тому, что ее окружают посторонние, во-вторых, потому, что всегда возила с собой все любимые вещи. Она сама себе родной уголок, поскольку во всем мире нет ни человека, ни места, в которых она так же уверена, как в самой себе. Кто знает, что случится с нами утром?
За исключением, конечно, Джейни и ее семьи. Джейни деваться никуда не собиралась, постоянная и неизменная, как скала.
С минуту Молли колебалась, не позвонить ли кузине. Из длиннейшего взволнованного послания, которое Джейни оставила ей на мобильном, она почти ничего не поняла. К счастью, перед тем как принять ванну, Молли посмотрела новости — и получила ответы на большинство интересующих ее вопросов.
Джейни время зря не тратила и свою секретную миссию выполняла на «отлично». Она добыла пару сенсационных новостей — и, судя по всему, не только их. Молли с улыбкой припомнила высокого темноволосого и на редкость симпатичного мужчину, появившегося на экране рядом с Джейни.
Молли даже заволновалась. Искательницей приключений Джейни явно не назовешь. В течение многих лет этот титул всегда оставался за Молли — было за что. Кстати, нынешние приключения Джейни тоже должны были достаться ей.
Но на этот раз все выходило… по-другому. Молли сама не знала почему.
Она надела пижаму — атласный топ и шортики. Стоили они столько, что обычная женщина смогла бы на эту сумму полностью поменять свой гардероб, а на остаток съездить на выходные к морю.
Стоп. Дурачить посторонних забавно, пытаться одурачить себя — просто глупо. Молли отлично знала, из-за чего на этот раз все по-другому. Из-за кого.
Доминик Лонгстрит. Восхитительный. Высокий, светловолосый, красивый — и так далее. Смешной, смущенный, умный, талантливый. И — богатый.
Хорошо, что богатый. Хотя некоторые богатые ведут себя хуже бедных. Поэтому обычно Молли не была уверена, чего именно добивается очередной богатый (или бедный) поклонник: ее саму или чековую книжку.
Но Доминик ничего не добивался. Мало того, если бы мог, он вообще избавился бы от нее как можно скорее. Выставил ее отсюда в два счета, а сам вернулся к работе.
От таких мыслей впору впасть в уныние, если бы не одно «но». Его поцелуй. И то, как он смотрит ей вслед.
Она сама убеждала Джейни, что легкий летний роман пойдет сестре на пользу. Что ж, советчик имеет полное право воспользоваться собственными советами.
Молли собрала полотенца, отнесла их в ванную и развесила сушиться. Теперь никому не придется их за ней подбирать. Пока она была маленькой, она ходила вслед за горничными по бесчисленным комнатам родительских особняков и помогала убирать за гостями. Большинство вело себя в комнатах, как свиньи в хлеву, принимая слуг за что-то вроде биопылесосов или биопосудомоечных машин. В это большинство входили также ее родители.
Поэтому Молли решила вести себя наоборот: поступать не так, как они, и делать то, чего они не делали. Если от ее проделок родители принимались визжать и топать ногами, Молли немедленно делала это еще раз.
Сначала она поступала так в надежде получить хоть немного их любви и внимания. Потом — чтобы они просто обратили на нее внимание. Затем — чтобы им жизнь медом не казалась.
Она не желала превращаться в несчастную богатую бедняжку, которая месяцами валяется на кушетке у психоаналитика. Или накачивается алкоголем и наркотиками. Или меняет мужей, как перчатки, ежегодно делая зарубки на спинке кровати по количеству медовых месяцев… или просто любовников.
Хотя изредка побыть бедняжкой очень хотелось. Но тут Молли очень помогли родители: составили свое неподражаемое завещание. В котором замужество — непременное условие доступа к семейным богатствам. Нужно ли говорить, что Молли устремилась в прямо противоположную от алтаря сторону? А мудро заставив дочь «трудиться не меньше десяти месяцев в году», родители фактически отправили ее в увлекательнейшее путешествие по стране (и за ее пределы), длившееся почти десять лет.
