идущего от реки. Якобы по ошибке, он прокопал траншею для трубы левее, чем предписывала разметка плана. А потом, "спохватившись" вырыл новую, а "неправильную" закопал, "случайно" оставив там секцию трубы. Всё это заметил подпольщик Иван Сидоров — полицай, зачисленный в охранение нефтебазы на время работ, но не подал виду. Решил присмотреться к землекопу, посоветоваться со своими.
Уже позже, познакомившись с подпольщиками, Шинкаренко и предложил проникнуть на нефтебазу со стороны водозаборника древним казацким способом: медленно доплыть под водой, вдыхая через полый стебель тростника, как через трубочку. Заметить с вышек на фоне шелестящих зарослей тоненькую тростинку невозможно.
Сделали вдвоём с Иваном пробный заплыв в маленькой речке Притачиловке, Шинкаренко отыскал камень, обвязанный обрывками красного транспаранта, некогда украшавшего доску почёта нефтебазы. Этот камень он притопил у самого берега, как ориентир, когда закапывал трубу. Пришлось поискать, ткань потускнела под слоем ила, помогли остатки старых мостков, сгоревших при отступлении наших. Ночью бы вряд ли нашли, а на рассвете, когда охрана теряет бдительность, а солнце уже проникает под воду, получилось.
По окончании строительных работ поверх зарытой "ошибочной" траншеи немцы рядами натянули колючую проволоку. Внешний край трубы прятался в зарослях тростника и служил хранилищем для брусков динамита, завернутых в брезент и куски автомобильной камеры. Динамит частями перевозили на рассвете несколько раз, пока не набралось достаточное количество для детонации подготовленного к подрыву резервуара с бензином. Очень пригодился саквояж Прибера с двойным дном. Шнур доставили в последнюю очередь, были сомнения, не погаснет ли шнур в трубе, если накануне пройдёт дождь и вода просочится внутрь трубы. Решено было для подстраховки наполнить несколько бутылок "коктейлем Молотова". Подрывники понимали, что опасность велика, но перспектива нанести врагу грандиозный ущерб была заманчивой. Учитывая насколько это может облегчить положение наших на фронте, риск был оправдан.
Шинкаренко настаивал, раз это его затея, то и осуществить диверсию должен он, тем более что был знаком с "географией" нефтебазы. Напарником был "полицай" Сидоров, подменивший охранника "внезапно" ушедшего в запой не без помощи подпольщиков. Пуля настигла Ивана с вышки, когда полыхнул первый заряд динамита. На фоне блестящего резервуара пламя очень ярко осветило силуэт в форме полицая. Это отвлекло стрелка на вышке и позволило Шинкаренко бросить бутылки с "коктейлем" точно в цель. Ушёл он так же по воде.
Пожарная часть тоже внесла свою лепту, не слишком быстро торопясь на вызов. Огромный факел бил в чёрное небо. Из тёмных домов люди смотрели на огромный фонтан огня: молодые — с восторгом, старики — с ужасом, понимая, что ярость немцев будет страшной.
Экке был даже не в ярости, а в исступлении. Штурмбанфюрер пришёл в себя и смог связно мыслить лишь после того, как приказал вывести во двор троих арестованных по доносу и лично застрелил прямо с крыльца гестапо. "Мало того, что перед Антонеску опозорились, так ещё и такая диверсия! С такими "успехами" я могу угодить на Восточный фронт. Тогда мои планы на получения поместья украинской земли могут обернуться могилой в этой самой земле. Тупицы! Вокруг одни тупицы!" — ярился гестаповец.
"Факел" пожарища полыхал несколько дней. Местная пожарная часть тщетно прилагала все усилия, но не преуспела, а может как раз старалась, чтобы сгорело всё наверняка. В таком пекле невозможно понять, кто из "брандмейстеров" действительно старается, а кто имитирует усердие. Кругом саботаж…
***
Машина Лёхлера везла Клару домой. Она размышляла о том, как подступиться к шефу с вопросом о переезде на новую квартиру. Однажды предложив жить в центре, он больше не возвращался к этому вопросу. Свекровь понимала, что без работы на оккупационные власти им просто было не выжить, помочь им здесь было некому. Александра Давыдовна всё сокрушалась, что не подготовилась заранее, не запасла крупы, муки, керосина. Словом всего, что можно хранить долго — насушить яблок вишен побольше. Клара её утешала: к таким испытаниям заранее никто не готовился, даже правительство.
Ничего, теперь ей положен хороший паёк, вот только взгляды соседей прожигают спину. Как бы на детях не выместили свою ненависть. Половина приятельниц свекрови "не узнавала" Давыдовну. Переезжать в центр города, где хозяйничали фашисты и их прихлебатели, было и безопаснее и ближе к работе. Вот только соседство со всей этой публикой не радовало.
Но оставаться было ещё страшнее. По ночам Клара вскакивала от кошмаров — снилось, что домик свекрови подожгли, а дверь подперли снаружи. Запах гари висел над окраинами, туда свозили всё, что не подлежало ремонту и жгли. Немцы организовали разбор завалов и ремонт дорог.
Именно этим и руководил её шеф. Его перевели сюда из полевой жандармерии после истории с гибелью паспортиста. Дорожная жандармерия была ниже по статусу, зато более спокойная, не надо было отлавливать диверсантов и дезертиров, вместе с карателями жечь деревни.
Однажды, в порыве откровенности, подвыпивший Отто Лёхлер признался Кларе:
— Меня вполне устраивает этот захудалый, зато тихий Павлоград, определенно лучше, чем фронт.
Главное — обеспечить ремонт и уход за дорожным покрытием, поддерживать приемлемое для успешного передвижения вермахта состояние дорожного полотна в зоне вязкого глинозема. Задача хлопотная, особенно осенью требующая постоянного контроля. У этих славян никакого понятия о нормальной дороге. Дикари!
В ведении дорожной жандармерии было несколько опорных пунктов: село Кочережки, Межиричи… Одни обеспечивали ремонт профилировки после дождей или продвижения тяжелой техники. Богдановка обеспечивала подвоз песка и щебня. В Межиричах собирали инструменты, уцелевшие на складах и у местных. Склады Тодта, совсем недавно организованные в Павлограде, пока не могли обеспечить необходимое — поставки из Германии задерживались. Сейчас главное — победное продвижение армии. Но парадокс был в том, что именно от состояния дорог не в последнюю очередь зависело это продвижение.
Глава 17
***
сентябрь 1942
Вебер
В один из сентябрьских дней к Веберу, заехал следовавший в свою часть из госпиталя земляк. Когда они сели выпить по-приятельски, тот рассказал об услышанные от соседа по палате интересные подробности организации лагеря Освенцим. Это был — первый лагерь, доказавший прибыльность использования бесплатных рабов.
Концерны платили Главному административно-хозяйственному управлению СС 3 марки в день за каждого взрослого и 1,5 марки за несовершеннолетнего узника. Фашистские бонзы, в ведении которых находился лагерный "конвейер смерти" получали немыслимые доходы. Расходы на содержание узников в лагерях составляло менее марки на человека. Вся разница шла в карман эсэсовцев. Фантастические возможности обогащения!
Когда земляк озвучил потрясенному Веберу эти цифры, у начальника лагеря загорелись глаза. "Да-а, вот это размах! А он собирает жалкие кольца и
