зарабатывал в нашей семье — были ограничены, поэтому я очень быстро научилась контролировать свои желания. Выбирала из бесконечно списка подходящее желание и искренне, от всей души радовалась исполнению. К тому же, костюм Снежной Королевы, сшитый мамой, удостоился главного приза на утреннике в детском театре сказки.
«Было бы желание» — любила повторять моя бабушка, которая пребывала в уверенности, что моё высшее художественное образование должно открыть для меня все двери мира. Работодатели, в её воображении, выстраивались в очередь, чтобы заполучить столь ценного сотрудника, и только моя врождённая бестолковость, доставшаяся мне, естественно, от отца, не давала мне зарабатывать себе на отпуск на фешенебельных курортах, а ей — на отдых в лучших санаториях родных просторов.
Правда в претензиях бабушки была, как и была правда в том, что художественное образование и диплом по станковой живописи никому не были интересны. Я могла трудиться мерчендайзером или продавцом, но младшим помощником старшего директора Газпрома, как была уверена бабушка, меня бы не взяли. Жаль, что в отличие от неё, я не могла обвинить в этом гены родителя.
Я всего лишь рисовала картины и пыталась их продавать в картинных галереях. Иногда у меня что-то покупали, пару раз почти дорого, но чаще картины пылились на стенах, а я подрабатывала официанткой или учила детей рисованию.
Всего этого я рассказывать Федосу не стала. Не хотела выглядеть обиженной девочкой. Я вовсе не обижалась на мир и собственную жизнь, которая чаще всего меня устраивала такой, какая есть. Поэтому довольствовалась коротким: «нет».
— На нет и суда нет, — ответил Федос расхожей фразой.
Помолчал с минуту, сверля взглядом пространство от потолка до двери, словно там был древний манускрипт, и он его разгадывал.
— Тогда поехали в Крым или Сочи, не океан, но тоже вода, море ведь, — Федос озвучил то, что, видимо, поведал ему манускрипт.
— Прямо сейчас? — искренне развеселилась я.
— Конечно.
— А вещи собрать?
— Зачем тебе вещи? Тебе голой лучше. Я таких конфет в жизни не встречал. Не, вещи тебе ни к чему!
— Про нудистские пляжи я слышала, — закатилась я в смехе. — А про нудистские поезда — нет.
— Зачем поезда? — прищурился Федос.
— Самолёты тогда.
— На машине поедем. Сейчас выскочим, — он внимательно посмотрел в свой телефон. — Как раз до основной пробки успеем.
Заверил он настолько уверенно, что не согласиться я не могла: обязательно успеем до пробки. Можно подумать, я точно знала, где и во сколько начинается «основная» пробка и когда, где она заканчивается. Более-менее, я ориентировалась только на коротком участке трассы от Питера до нашего микрорайона, а мы находились на другом краю города.
— Потом на трассу Нева, утром будем за Воронежем, а там рукой подать до Анапы.
— Анапа не в Крыму, — внесла я важное уточнение в план Федоса.
— Море есть?
— Есть.
— Чёрное?
— Чёрное.
— Тогда какая разница? — постановил он.
— Действительно, — улыбнулась я.
Учитывая, что я была на Чёрном море всего один раз, географическое расположение Анапы для меня не имело значения. Ездила я на черноморское побережье после второго класса, в компании бабушки, её подруги и мамы.
Тогда мы жили в частном секторе, все в одной комнате, под самой крышей. За день помещение нагревалось так, что не спасал кондиционер, который к тому же отключался время от времени в самое пекло.
Дорога на пляж была долгой, изнуряющей и невыносимо жаркой. Пляж, на который можно было пройти, перебравшись через железнодорожные пути, тесным, усыпанным крупной галькой. Еда в столовой, в которой мы ежедневно обедали — невкусной. Зато по пути мне покупали фруктовый лёд, и мама не донимала меня дополнительными занятиями. Она всё время была чем-то занята, даже ночью.
— Едем? — серьёзно спросил Федос.
Я на минуту замерла, точно так же, как какое-то время назад Федос. Манускрипт между потолком и дверью подсказывал, что мысль отправиться на Чёрное, вообще любое, море с малознакомым мужчиной — плохая идея. Очень плохая. Прямо-таки отвратительная.
Но на дворе стояло лето, разгар белых ночей катился к завершению. Планов на остаток короткого северо-западного тепла у меня не было. Как Винни-Пух, я была свободна до пятницы, в моём случае, до абсолютно любой пятницы в году.
Незнакомый мужчина был самим Федосом, которому не верить я не могла. В глобальном смысле верить, конечно. Не как мужчине, не как гипотетическому Крису Хемсворту, который мог бы свалиться мне на голову прямо посредине моего микрорайона и утащить в свою счастливую жизнь в Австралию, а как Федосу, который не станет тащить меня в свою жизнь, зато в случае экстренной необходимости точно поможет. Встанет нерушимой стеной между мной и недоброжелателями.
А ещё в Анапе наверняка найдётся рабочий стол из натурального дерева, точно такой же, как тот, на котором я сидела, но без рыбки-попугая за дверью, а значит, у меня появлялся шанс заполнить брешь в сексуальном опыте.
Не такая и плохая перспектива, если подключить воображение, которое у меня, согласно диплому, должно быть богатое, как у любого художника.
— Едем, — ответила я и спрыгнула со стола.
— Точно говорю — конфета! — прогудел Федос и чуть не задушил в медвежьих объятиях.
Глава 7
О своём намерении отправиться на юг нашей родины я сообщила бабушке по телефону.
— Куда-куда? — предварительно выразительно кашлянув пару раз, уточнила она.
— В Анапу, — повторила я.
— С кем? — переспросила она свой вопрос.
— С Федосом, — второй раз назвала я имя того, с кем отправляюсь в путешествие, да.
— Каким ещё Федосом?!
— Ну-у-у Фе-е-е-дей, — протянула я.
— Поняла, что с Федей, — резко перебила меня бабушка. — Только такой обормот, как этот твой Фе-е-едя, может откликаться на собачью кличку! А ты с ним на море собралась! На какие шиши, хотела бы я знать?!
Бабушка говорила громко. У неё был зычный, поставленный голос — результат щедрой природы и многолетнего посещения хора, а на эмоциях ей и телефон был не нужен, её возмущение можно было услышать без современных устройств. Бабуле, кажется, было достаточно открыть окно и выразить негодование вслух. Неудивительно, что Федос слышал наш диалог.
— Подумала, за какой такой надобностью ты понадобилась этому кобелю? — продолжала сыпать возмущением бабушка. — Для чего ты сдалась ему? Накой?! — задала она
