в моём повреждённом мозгу. Если верить Катерине, он мёртв. Если верить моей дочери… точнее, той сущности, что я за неё принимаю, то он ещё существует где-то там, внутри, пусть даже запакованный в нечто вроде ментального архива, распаковать который мне некуда. Но в любом случае, с его точки зрения, происходящее сейчас невозможно. Гружёной «консервированным балластом» барже в мире, который он помнил, во-первых, неоткуда взяться, а во-вторых, некуда лететь. Столько людей можно найти только на Земле. Балласт вообще только на Земле. Капсулы в таком количестве только на Земле. Всё указывает на то, что рейс начался в Солнечной, но буксир без экипажа, валидного техосмотра, полётного листа и всего прочего в земной системе? Совершенный абсурд. Меньший, чем сама баржа. Даже если удалось уговорить безумное количество «балластников» зачем-то лететь в глубоко презираемый ими космос, то кто это финансирует? Тысячи капсул — это очень дорого. Реактор для их питания тоже не бесплатный, да и сами модули чего-то да стоят, но капсулы — самая дорогая часть. Ах да, ещё искин. Такая мощная система должна была влететь организаторам этого перелёта в копеечку. Правда, я так и не нашёл, где она спрятана, но, скорее всего, просто недостаточно тщательно искал. Модуль с ИИ-шным железом вполне мог притаиться среди грузовых, у меня нет возможности осмотреть их все даже с дрона, это требует слишком много времени, баржа огромна, и пропустить пару кабелей слишком легко.
Ладно, допустим на Земле за два года что-то кардинально поменялось. Настолько, что стало возможным выгрузить население целого города на дорогущую баржу и пульнуть её в Дальний Космос левым буксиром без документов. Верится с трудом, но примем за гипотезу, планетяне всегда были странными ребятами.
Переходим ко второй и наиболее для меня актуальной части вопроса — куда? Где именно в колониях можно пристроить такую несуразную толпу народу? Если я найду ответ, то пойму, куда мы летим.
Колонизация Дальнего Космоса оказалась совсем не такой, как рисовали её футуристы в последнем веке техноромантики — двадцатом. Именно тогда сформировалась та самая «Парадигма Экспансии», которую достали из архивов, отряхнули пыль, подлатали и скормили обществу позже, когда появились технические средства куда-то лететь. До этого момента долго казалось, что уже никто никуда не полетит, потому что, во-первых, и на Земле проблем хватает, а во-вторых, не очень понятно, зачем. Ну да, можно, вложив колоссальные средства, частично терраформировать Марс. Получить на выходе огромные площади условно пригодной для жизни пустыни. «Но постойте! — предсказуемо чесали в затылках планетяне. — У нас же четверть своей планеты в пустынях и чуть не половина в прочих климатических неудобьях! Может, проще их освоить? Тут хотя бы кислород есть и лететь никуда не надо…» В общем, все потуги освоения космоса так и ограничились в итоге плотным освоением орбиты, которую в какой-то момент засрали так, что звёзд было не видно, и «исследовательскими миссиями» в остальную систему. Новый водоплазменный двигатель решил проблему внутрисистемных полётов в части «как», но не в части «зачем», так что выход в Большую Солнечную (за пределы орбиты Марса) был, как ни странно, чисто политическим решением. Идеологи Экспансии решили, что человечество, погрязшее в ИИ-эскапизме, утратило мотивацию к развитию. Работа, с одной стороны, стала привилегией, с другой — никто особо не рвался эту привилегию получить, потому что зачем? И без неё живётся неплохо. Искусственный интеллект привёл нас наконец-то к торжеству глобализации, прекратившей национальные конфликты и перемешавшей человечество в более-менее однородную массу универсальных потребителей. Оказалось, что это хоть и комфортный, но всё же тупик, и Космос показался тогда хорошим выходом. Если со всех сторон упираешься в стену — прыгай в небо!
Прыгнули. Отчасти за счёт того, что добыча ресурсов в Поясе оказалась внезапно рентабельнее (и несравнимо экологичнее), чем разработка истощившихся месторождений планеты, отчасти за счёт создания пусть искусственного, но зато внешнего относительно планеты рынка, что вывело её экономику из стагнации. Но не в последнюю очередь за счёт того, что последние активные жители Земли нашли, наконец, куда нацелиться встроенным в попу шилом.
Первые системные корабли и базы — это был ужас на ужасе. Ненадёжные, тесные, опасные, стенки можно было чуть ли не пальцем проткнуть, а главное — чёртова невесомость, которая превращала первых космиков в инвалидов за считанные годы. Да, станции представляли собой в те годы нечто вроде волчка, где жилые отсеки располагались по окружности, и центробежная сила давала возможность хоть как-то ходить ногами по полу, но это было неприятно и неудобно. Тем не менее, на удивление, тысячи людей были готовы вращаться в консервных банках в вакууме, питаясь сублиматами, лишь бы не торчать на опостылевшей планете.
Правда, уже у этой, первой волны Экспансии обнаружился любопытный эффект — отправив в космос самых активных, сами планетяне скатились в ещё больший эскапизм. Именно тогда появилось понятие «социального балласта» и капсулы. Недолго побывшее единым Человечество снова разделилось на две неравные части, причём каждая смотрела на другую с брезгливым недоумением.
Ситуацию отчасти сгладили гравитаторы. Были ли они найдены на Церере готовыми, как считают конспирологи, или там просто разместили заводы по их производству из-за удобной логистики и изобилия ресурсов, никто не знает, но они повысили комфорт космических перелётов и жизни на станциях достаточно, чтобы освоение Солнечной перестало быть подвигом, а стало обычной работой. Это сгладило социальные противоречия, но потом появились резонаторы и с ними чёртов траверс…
* * *
— Капитан, я вижу, вы сомневаетесь?
— У меня такое чувство, что я пожалею о любом принятом решении. В шахматах эта ситуация называется «цугцванг», когда хорошего хода просто нет, и приходится чем-то жертвовать.
— Чтобы у вас было больше материала для размышлений, я снова приглашаю вас в гости к себе.
— В симуляцию?
— Именно. Вы сможете посмотреть на неё своими
