десять. Выбрался с ксерокопией паспортной формы в руке.
Не позволяя двери закрыться, Маштаков ввинтился в расщелину.
— Добрый день, Евгений Александрович, — уловил в своём голосе виноватые и даже угодливые нотки. — Вам Вадим Львович насчёт меня звонил. Маштаков моя фамилия.
— Я помню, — неприветливо буркнул Саватеев.
Пасмурность подполковника имела хронический характер. Её обуславливала работа в вечном цейтноте. Победить очереди он отчаялся, в связи с чем был одолеваем ходатаями всех мастей. Люди, занимавшие сколь-либо заметное положение в городе или просто предприимчивые, желали оформить документы в кратчайшие сроки, не тратя долгих часов на стояние под дверью. Хлопоты предполагали благодарность в зависимости от профиля обратившегося. Просьба начальника КМ была из разряда корпоративных, выполнявшихся безвозмездно.
— Что у вас? — не прекращая быстро подписывать документы и перекладывать их из одной стопы в другую, Саватеев протянул руку.
— Советский паспорт обменять.
— Дотянули до последнего? Семи лет мало оказалось?
— Виноват.
Подполковник походил на бульдога — приземистый, плотный, глаза навыкате, короткий вздёрнутый нос, мощная нижняя челюсть, неправильный прикус.
Конечно, он не забыл Маштакова. В девяносто шестом году на День милиции тот поцапался с пэпээсниками[61], гулявшими в кафе «Лада». Пэпсы, ребята тренированные, отбуцкали борзого Миху играючи. Саватеев был тогда командиром роты в звании старлея. Практически трезвый, он вовремя окоротил своих бойцов. А наутро подал рапорт, поставивший крест на карьере Маштакова в следственном отделе УВД. Не пристрой его тогда друзья-приятели в УР[62], оказался бы на улице.
Последующие их контакты носили сугубо служебный характер. Об инциденте не вспоминали. К чести Саватеева, ни разу он не лягнул Миху, используя свою новую влиятельную должность. Всегда был корректен. Не изменил привычкам и сейчас.
Маштаков гадал, как же подполковник проведёт его сквозь толпу граждан в кабинет инспектора. Неужели лично? Или скажет: «Сам пробивайся, как хочешь». Тревоги оказались напрасными. Не зря Саватеев слыл хорошим организатором. В дальнем углу кабинета имелась дверь в смежное помещение. От стороннего глаза её укрывал двустворчатый металлический шкаф.
— Пойдёмте, — на ходу бросил начальник ПВС через погон.
Миха поторопился за ним.
— Фаина Никандровна, примите документы на обмен, — без малейших эмоций распорядился Саватеев и, не дожидаясь реакции подчинённой, удалился к себе, закрыв потайной ход.
В подразделении Фаина Никандровна представляла когорту бессмертных. Возрастом за полтинник, выслугой хорошо за тридцатник, она была величава и надменна, будто римская матрона. Неохватная ни в одной части многоярусного мясного тулова, распиравшего форменное платье, она пережила на своём веку десяток начальников. Скромные капитанские погончики смотрелись на её могутных плечах инородно. Пухлое и мятое, как взбитая перьевая подушка, лицо инспектрисы имело багрово-синюшный колер, предательски выдавая многолетнее тайное увлечение. Увы, элитный алкоголь трансформирует внешность ничуть не хуже заурядных напитков. Исполненная фирменной косметикой боевая раскраска только подчёркивала изъяны. Пухлые пальцы напоминали говяжьи сардельки, унизанные перстнями и кольцами. Мочки ушей оттягивали массивные серьги жёлтого золота с изумрудами.
Царственным движением кисти мадам указала на свободный стул. Презрительное «здрасьте» означало, что она признала Маштакова и удовлетворена его закономерным падением. Выгнувшаяся коромыслом нарисованная бровь выражала недоумение тем, на каком основании столь ничтожный субъект допущен в святую святых.
При другом начальнике она бы восстала против указания, унижающего её человеческое достоинство, но Саватееву лучше было не перечить. Он обладал не только бульдожьей наружностью, но и хваткой, благодаря чему и держался на плаву дольше своих многочисленных предшественников.
Пока Миха заполнял бланк заявления, капитанша придирчиво изучила квитанцию об уплате госпошлины, фотографии, пролистала эсэс-эсэровский паспорт. Повода докопаться не нашла.
Скрипнула дверь. Робкий голос осведомился:
— К вам ещё нельзя?
— Закройте дверь, мужчина! — противным голосом отреагировала инспектор. — Вас вызовут!
Маштаков подумал: «Сообщающийся сосуд». Его приняли без очереди, значит, у томящихся в коридоре время ожидания автоматически увеличилось.
Новый скрип двери, теперь — длинный, хозяйский. Лошадиная дробь каблуков. Не поднимая головы, Миха зыркнул исподлобья на вошедшую.
Знакомые всё лица. Вторая родовитая боярыня нарисовалась. Ольга Борисовна, высоченная, худущая, ядовито-блондинистая. Тоже обвешанная золотыми цацками, как кремлёвская ёлка.
Не обращая внимания на посетителя, она с демонстративным стуком поставила под нос товарке флакон духов.
— Смотри, Фай, каким крохобором твой протяже оказался! За одну неделю ему загранник сделала, а он фанфуриком «Кензо» отдарился. Чё за байда?!
— Приличные духи. Сто уе такие стоят. Ты, мать, зажралась, — Фаина Никандровна сосредоточенно перебирала окольцованными сардельками картотеку. — Или ты предлагаешь мне доплатить?
— Я хочу, подруга, чтоб на будущее ты разъясняла людям цену вопроса! — сделала программное заявление Ольга Борисовна и гордо удалилась.
Очередным умозаключением, сформулированным Маштаковым, было — этим тёткам выгодны бесконечные очереди, чтобы к ним протаптывали тропы, дарили презенты. И нормальный мужик Саватеев не переломит ситуацию, пока не выгонит их на пенсион. А это задача из области фантастики.
— Букетик у вас нарядный, товарищ прокурор! — не скрывала радости инспектриса, вскрывая прикуп из сторожевых листков. — Вы в розыске как потеряшка, за ОРО! Как алиментщик, за дознанием!
Сверху вниз замедленно повела острым ногтем по списку телефонных номеров под стеклом.
— Я был вчера и у Муратова и у Семёркиной, — понял её замысел Миха.
— Никаких сведений от них нет, — найдя нужного абонента, Фаина Никандровна пять раз старательно нажала на кнопки «Самсунга», издавшего мажорную гамму.
— Наверное, начальник криминальной не стал бы Евгению Алек сандровичу звонить, если бы я в бегах был, — Маштаков апеллировал к логике.
— Не знаю, не зна-аю, — капитанша упорно продолжала давить на музыкальные кнопки.
Ни один номер не отвечал. Фаина Никандровна сокрушенно качала пышной укладкой. Задержание лица, находящегося в розыске, пошло бы в её актив жирным плюсом.
— Пятница. После обеда все на учёбе в ленинской комнате, — объяснил молчание милицейских телефонов Миха.
Сотруднице старой формации не нужно было переводить, что ленкомната — это актовый зал. Сама просиживала там часами, пока паспортная служба входила в состав МОБ[63]. Но капитан внутренней службы привыкла верить только материальным благам. Знала, что слова — пустое сотрясение воздуха.
С десятой попытки Фаина Никандровна дозвонилась на мобильник начальнице дознания. Та была в курсе всех дел, подтвердила, что Семёркина розыск Маштакова прекратила и должна была направить необходимые бумаги через канцелярию в ПВС.
— Я в понедельник лично перепроверю, отдала ли она постановление! Вообще-то, Олеся у меня девочка добросовестная, обманывает только в крайних случаях, — словесный фонтан рванул из динамика так оглушительно, что инспектриса, тряхнув подбородками, поспешила отвести трубку от уха.
Миха сидел с индифферентным выражением лица.
В следующую минуту обнаружились новые проблемы.
— Документы я у вас, так и быть, приму, — милостиво объявила Фаина Никандровна. — Но! Есть решение федерального судьи Глазова о
