антибиотиком-регенератом. Лишним не будет.
С тем и отправился к Третьему.
Тот и головы не повернул, когда я зашел в каюту. Так и лежал, повернув голову к стене с ничего не выражающим лицом, с бессильно лежащими поверх одеяла руками.
— Я так понимаю, ты уже обнаружил, что я позаботился о твоей безопасности? – осведомился я, ставя поднос и положив аптечку на столик под иллюминатором.
Фиксианец не ответил, но я чувствовал исходящее от него напряженное ожидание.
Я окинул его взглядом, и приподнял одеяло с ног, имея удовольствие видеть, как паучок вздрогнул. Тонкую щиколотку на правой ноге обхватывал браслет наручника, чья цепочка шла ко второму браслету, обхватывающему уже металлическую ножку койки. Даже если бы у него хватило упрямства и сил встать, уйти бы он смог. Цепочка была рассчитана буквально на пару шагов.
Я опустил одеяло, и шагнул к своему пленнику. Одной рукой приподнял за костлявое плечо, в то время как другой поднял подушку выше и усадил молчащего капитана более удобно. Тот не дергался, и не смотрел на меня, явно давно осознав собственную не состоятельность в сопротивлении в отношении прежних мучителей. И на лице ничего не дрогнуло на мои прикосновения. Это мне не понравилось. Сейчас от него я ничего не чувствовал, ни единого отклика на мои действия. Нехорошо…
— Давай-ка, поешь… – я не договорил.
Стоило умастить поднос с миской супа ему на колени, как фиксианец отшвырнул его одним движением руки. Я мрачно полюбовался на разлитую лужу на полу, и тяжело вздохнул.
— А вот это ты зря сделал… – тяжело проговорил я. – Мне тебя за шкирку взять и мордой ткнуть в это? Чтобы ты, как зверье, языком это все слизал?
В ответ был взгляд, в котором застыла холодная ненависть. Не горячая, злая, что кипит огнем, а холодная, выверенная… нет, не выйдет у тебя, дружок. Тебя бить СЕЙЧАС я не стану. А вот урок припадать…
— Не надо! – голос Алисы ударил мне в спину, когда я уже схватил за волосы фиксианца.
Я раздраженно рыкнул:
— Пошла вон!
Но мелочь бесстрашно вцепилась в мой локоть.
— Не надо! Пожалуйста, я уберу! Не трогайте его!
Я смотрел в фиалковые глаза напротив.
— Думаешь, себя показал? – негромко осведомился, кривя губы. – Ты ее подставил, герой…
Оттолкнув его, встряхнул девчонку, перехватывая за шкирку, и швырнул на пол, мокая носом в лужу.
— Не лезь. Под. Руку. Взрослым!
— ОТПУСТИ ЕЁ!
Фиксианец с бессильной яростью смотрел, как я провозил захлебнувшуюся ревом девчонку по полу, буквально вытирая ею лужу. Алиса ревела в голос, когда я вздернул ее на ноги и с удовольствием влепил пару оплеух-пощечин. Она должна была усвоить – со мной шутки плохи. И последнее дело, лезть под горячую руку взрослого мужчины! Это дурь! Я-то себя контролирую, а вот кое-кто другой прибил бы за это!
— ХВАТИТ! Оставь ее!
Я оттолкнул Алису, которая в тот миг упала на попу и на ней же отползла к стене, где продолжила реветь, закрывая лицо и голову руками.
— Доволен? – я обернулся к фиксианцу, смотрящему на нее. Схватил его за волосы, до боли запрокидывая его голову назад. Тонкие, будто палки руки, дернулись, но так и не поднялись, чтобы попытаться перехватить мою руку. – Слушай сюда… я с тобой играть не буду. Ты будешь подчиняться. Будешь жрать и делать все, что я скажу. Ты понял меня?! Понял?!
— Да, – глухо.
Я зло отпустил его, выпрямившись. По-хорошему, стоило его ударить. Сделать больно, но на фоне пусть и неудачных пыток, это бы выглядело жалко. Да и… его сейчас одним ударом перешибить можно. Даже ремня.
— Что ж… посмотрим, – проговорил я. – Но наказание ты заслужил.
Схватив Алису за руку, выволок ее прочь и запер в другой каюте. Пусть посидит одна и хорошо проревется. Сейчас я не намерен с ней заниматься. После чего направился на кухню. Пора было вспомнить сиротское прошлое. Я забросил в… пусть будет блендер, мне привычнее, – кусок вареного мяса, налил туда же бульона, закинул овощей и хорошенько пробил до однородности, а после плеснул туда заварки и сахар. Нашел гибкий резинный шланг диаметром около четырех сантиметров, отрезал нужной длины, и прихватив блендерный ковш с измельченной субстанцией вернулся назад.
Паучок сразу все понял, но в этот раз характера не показал. Я швырнул его на матрас, пальцами разжал челюсть и вставил кусок шланга ему в горло. Он конвульсивно выгнулся, бессознательно хватаясь за мои руки.
— Опустил руки… опусти, я сказал!
Я отбросил его слабые руки, и взял в руки ковш. Фактически сев на него, фиксируя на месте, стал силой вливать муть ему в горло через импровизированный зонт. Он корчился, задыхался, и его чувства прошибали меня насквозь. И все же я не остановился. Я вылил в него все, а затем резко и болезненно вытащил из его горла шланг. Он болезненно содрогнулся, но я сжал его челюсть рукой, не давая в этот раз открыть рот.
— Вырвешь – и твою рвоту сожрет Алиса. Терпи, я сказал!
Ему понадобилось минуты три, чтобы успокоится. Когда он затих, закрыв глаза, я отпустил его.
— Вот стоило это того? – мрачно сказал я, понимая, что сегодня я его лечением из принципа заниматься не стану.
