седые пряди. Для него она навсегда осталась молодой, жизнерадостной женщиной с красивой, теплой улыбкой. Другой он её уже никогда не увидит.
– Видишь, Танюша, – нравоучительным, но всё же ласковым тоном обратилась к ней мама, наливая Евгению ещё чая. – А ты не хочешь учиться печь блины.
«Танюша… Да это ведь Таня и Плюша одновременно. Нужно запомнить» – отметил мысленно Громов, позволяя губам растянуться в улыбке.
– Для фигуры вредно, – попыталась оправдаться Таня, бросив взгляд на подозрительно довольного Женю.
– С вашими нагрузками вам ничего не вредно, – покачала головой женщина, поворачиваясь к сковороде, на которой уже подрумянился новый, ароматный и пышный блинчик. – Евгений, вам положить ещё?
– Да. И, пожалуйста, просто Женя, – кивнул он, продолжая улыбаться. За этим столом, рядом с Мариной Александровной, Громов почувствовал себя живым. Он бросил быстрый взгляд на Таню, что с легкой улыбкой следила за действиями своей мамы, ловко наливавшей тесто на раскаленную сковородку, и поймал себя на зависти.
Таня не догадывалась, каким сокровищем располагала. Не понимала, что все мы счастливые дети, пока живы наши родители, с которыми всегда можно ощутить себя маленьким и таким безгранично любимым.
* * *
– У тебя замечательная мама, – констатировал Евгений, когда Марина Александровна выгнала их в гостиную, чтобы прибраться на кухне.
– Спасибо, – сдержано улыбнулась Таня, опускаясь рядом на диван и, наконец, решаясь задать давно мучивший её вопрос. – Когда я могла бы познакомиться с твоей семьей?
Евгений на несколько секунд замер, будто окаменев. Тане показалось, что он даже перестал дышать. Она понимала, что нельзя спешить, что у них ещё остались вагоны недосказанностей, что они сами не разобрались в своих чувствах до конца, но эта женская нетерпеливость на считанные секунды вышла из-под контроля, причинив Громову явный дискомфорт. Он не знал, что ответить. Не знал, как можно познакомить с тем, кого нет.
– Хочешь познакомиться с моей мамой?..
Таня стеснительно кивнула в ответ.
Несколько секунд Евгений молчал, обдумывая этот серьезный шаг.
– Одевайся, – тихо произнес, замечая, как Таня радостно спрыгнула с дивана и убежала в комнату, находясь в приятном возбуждении от предстоящей встречи. Но едва ли сама эта встреча сможет вызвать у неё хоть какие-то положительные эмоции.
Через пару секунд Таня прибежала обратно в гостиную, привлекая к себе внимание.
– Как мне лучше одеться? Что любит твоя мама?
Евгений растерялся, чувствуя укол совести за то, что так поступает, давая ложную надежду на действительно приятную встречу. Он видел, как горели карие глаза Тани, как улыбка не сходила с губ. Видел, как счастлива она была от мысли о том, что Женя решился впустить её к себе в семью, к себе в душу.
* * *
Всю дорогу, занявшую на такси около часа, Татьяна не могла унять сладкий трепет внутри. Она размышляла о том, какая она – мама Жени? Таня вспомнила фотографию, которую нашла в коробке с медалями. Сильно ли она изменилась с тех пор? Как встретит своего сына – олимпийского чемпиона? Как отнесется к Тане, не будет ли по-матерински ревновать к ней?
Евгений, сидевший вместе со своей партнершей на заднем сидении автомобиля, бросил на неё косой взгляд, замечая, как Таня сминает пальцами края пальто – верный знак её волнения. Он понимал, что поступал неправильно. Но ему хотелось хотя бы представить, «поиграть» в то, как всё могло бы быть. Как если бы мама была жива и сейчас ждала их двоих на праздничный обед. Как приготовила бы Женин любимый вишневый пирог. Как он обрадовался, когда этот десерт оценила бы и Таня. Как мама тепло встретила бы её. Как они долго обнимались бы в коридоре и обменивались теплыми словами. Как обсуждали непростой характер Жени. Как смотрели бы его детские фотографии. Как прекрасны могли бы быть эти моменты. Но их не будет. Никогда. И Женя это знал.
Но Таня ещё несколько минут могла пожить в мире сладких мечт, в мире приятного ожидания.
Громов вздохнул, переводя взгляд за окно. Серые пейзажи родного города совсем не радовали. Они давили на Евгения, разжигая желание убежать отсюда. Вернуться назад, в Москву. Туда, где с мамой были связаны лишь хорошие воспоминания.
– Я уеду сегодня вечером, – огорошил Громов.
Но даже не смотря на Таню, почувствовал, как округлились её полные непонимания глаза. Она, должно быть, ждала совсем другого. Она ждала, что Женя останется с ней в Питере до её полного восстановления или, возможно, хотя бы на одну ночь. Но никак не предполагала, что сможет побыть с ним всего лишь один день.
– Почему? – с обидой в голосе спросила она, окончательно теряясь в собственных догадках. Сначала Громов приехал в Питер, познакомился с её мамой и позвал к своей, а затем… Татьяна не понимала таких скачков его настроения и желаний.
– Я не могу долго здесь находиться, – качнул головой Евгений, всматриваясь в знакомые улицы и будто бы видя на них себя маленького вместе с мамой. – Мне здесь плохо.
– Из-за меня? – тихо и несмело предположила Таня, полагая, будто играла ключевую роль в мироощущении Громова. И в чём-то была права…
– Нет, Плюша, – грустно улыбнулся Евгений, бросив на неё короткий взгляд, а затем вновь отвернулся к окну. – Дело не в тебе. Скоро поймешь, – задумчиво ответил он и попросил таксиста притормозить у цветочного магазина.
Через пару минут Громов вернулся в машину и положил себе на колени большой букет роз. Цветов в нём было так много, что Таня, даже если бы и захотела, не смогла сосчитать их количество и понять, что оно четное.
Евгений вновь посмотрел на партнершу, желая узнать, о чем она сейчас думает. Наверное, она в большом предвкушении. А он поступает ужасно по отношению к её чувствам. Единственное, что сейчас радовало, так это привычка Тани носить платок вместо шапки. На кладбище к месту был именно он. Особенно учитывая его темный цвет.
Красота Тани на некоторое время отвлекла Женю, однако вскоре он буквально кожей ощутил, что они приехали в пункт назначения. Евгений посмотрел в окно и увидел бело-оранжевую церковь, которая, несмотря на свой яркий цвет, под тяжелыми серыми тучами выглядела мрачно. Рядом с ней находилась небольшая двухэтажная постройка с церковной лавкой и аркой для проезда машин.
Таня вышла из такси и огляделась по сторонам. Порыв холодного и сильного, пронизывающего до самых костей ветра заставил её придержать ладонями платок. Но по окружающей обстановке Таня уже понимала, что здесь что-то не так. Она потерянными, полными детского страха и разочарования глазами посмотрела на Громова. Она пыталась найти ответ и понять, почему они здесь. Но Евгений ничего не отвечал.
Несколько секунд они стояли без единого слова. Таня видела во взгляде Громова столько боли, что казалось, будто она вот-вот превратится в слёзы и сорвется из глаз солеными дорожками. Она на мгновение оторвала от Жени взгляд, заметив на желтой постройке табличку: «Смоленское православное кладбище».
Таня не могла сдвинуться с места. Она смотрела на Громова глазами, в которых смешалась боль, злость и немой вопрос «за что?». Ей хотелось высказать всё, что она думала о подобном поступке. Хотелось сказать, что с людьми так не поступают. Что это, чёрт возьми, больно. Что нельзя давать сначала повод для радости, а затем так ужасно лишать её.
Евгений смотрел на партнершу с долей понимания. Ей было больно.
Она приоткрыла губы, но даже не смогла сделать вдох. В легких будто закончилось место для воздуха, и Таня опустила голову, пытаясь привести мысли в порядок.
– Ты хотела познакомиться с моей мамой, – тихо напомнил Евгений и свободной рукой взял Таню за предплечье, уводя в сторону с проезжей части.
– Х-хотела, – медленно кивнула она, смотря на асфальтовую дорогу, расчищенную от снега, и боясь поднять взгляд куда-либо выше. За арочным проемом уже виднелись нетипично большие надгробия. Таня не могла сказать, что её очень пугали кладбища, но сегодня, сейчас, она ждала совсем другого, а потому резкий контраст ощущений ещё несколько минут держал в оцепенении.
– Она здесь, – Громов мягко пояснил то, что уже и без этого стало очевидным.
Таня ещё несколько секунд молчала, уговаривая себя собраться. Евгений виновато поджал губы, мысленно обозвав себя не самыми цензурными словами.
