– Читать я могу и в одиночку, – однажды мудро заявила она и захлопнула его книгу. А потом провела его за угол веранды и прижалась к губам пылким поцелуем. – А… а этим в одиночку я заниматься не могу. И не хочу, даже если бы и могла. И ни с кем другим не хочу… – жарко выдохнула она.
Окрепнув после аварии, она стала придумывать причины для поездок в город. Дорога вела мимо фермы его отца, где Джим, как она и рассчитывала, работал на тракторе. Он махал ей, а она съезжала на обочину, останавливалась и наблюдала за ним.
Рядом с ней все остальные девчонки стали казаться ему слишком простыми, слишком скучными.
И он еще очень не скоро осознал, что сделал страшную ошибку, безумно влюбившись в девушку, которая отличалась от него как день от ночи, которая верила в мечты, а не в реальность, которая тосковала по звездам и луне в небе, в то время как ему нужна была лишь она одна.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Кормушка, которую Хейзл подвесила для птиц, раскачивалась на ветру. Фэнси должна быть в доме. Джим еще раз стукнул по входной двери и, упрямо набычившись, затоптался на крыльце. Первым делом он выяснит, намерена ли Фэнси продать ему ферму. А затем раз и навсегда покончит с этим наваждением между ним и Фэнси.
Так чего ж она не облегчит ему эту пытку и не откроет дверь? Горлан, этот никчемный пес, наскакивал на машину Джима, лаял до хрипоты, пока вконец не измотался. После чего виновато поджал хвост и улегся на подстилке у двери, словно по-прежнему дожидался Хейзл.
Джим снял свою неизменную ковбойскую шляпу и рукавом вытер капельки пота со лба. Он так долго и так упорно тарабанил в эту дубовую дверь, что чуть не разбил костяшки пальцев.
Он не сдержал протяжного раздраженного вздоха. Отступив от двери, взглянул на острые носы своих ковбойских, заляпанных грязью сапог. Он испачкался, пока чинил испорченный насос в одном из резервуаров.
Спустившись на одну ступеньку, Джим принялся счищать присохшую грязь. Затем вернулся к двери и снова постучал. Наконец, приник к высокому окну и, обмахиваясь шляпой, стал всматриваться сквозь занавески в сумрак дома.
Походив взад-вперед по крыльцу, он снова остановился перед окном. В самой темной части веранды виднелось любимое кресло-качалка Хейзл, напомнившее Джиму о тех вечерах, когда Фэнси усаживала его в это самое кресло, и они потягивали холодные напитки, болтали и перешептывались в промежутках между поцелуями.
Сладкий запах клевера, прогретого солнцем сена и созревающей ежевики словно приоткрыл дверцу в его сознании и выпустил воспоминания о том счастливом, безмятежном времени. Фэнси, конечно, не особенно интересовалась спортом и практически не общалась со сверстниками, но ее страсть к чтению отточила в ней богатейшее воображение. Она горела желанием побольше узнать о жизни вообще и о сексе в частности; она хотела испробовать с ним то, о чем писали в ее книжках. Ее чувственность проявилась уже с самого начала и очень быстро разгорелась до истинно женской сексуальности. Это-то и заставило его в конечном счете тоже пристраститься к чтению.
Веранда окружала дом с трех сторон, и Джим, громко окликая Фэнси, обошел ее из конца в конец. Никакого ответа – лишь нежное позвякивание колокольчиков Хейзл. Она любила эти колокольчики, подвешенные на разной высоте и отвечающие мелодичным звоном на малейшее дуновение ветерка.
Несмотря на молчание, Джим и не подумал уйти. Ведь машина-то, которую Фэнси взяла напрокат в Парди, так и стоит у въезда, рядом с древним «доджем» Хейзл!
Наконец, не выдержав, он изо всех сил толкнул дверь и вошел внутрь. Без напоминания Хейзл он, конечно, забыл вытереть при входе ноги. И вспомнил гораздо позже, когда заметил на полу комья засохшей грязи от своих сапог. Но дом без Хейзл показался ему холодным, темным и безжизненным, и он решил, что чистота, пожалуй, теперь не имеет значения.
Картины уже были сняты со стен и аккуратной стопкой сложены на полу. Тут же громоздились коробки со старыми джинсами, ботинками и любимыми широкополыми соломенными шляпами Хейзл.
Высокие каблуки его сапог вызывали гулкое эхо, когда он проходил по просторным, с высокими потолками комнатам. В гостиной он остановился, вынул из раскрытой коробки изумрудно-зеленую вазу и поднес ее к свету. Щелкнув по ней ногтем, прислушался к чистому хрустальному звону. Эта его привычка выводила Хейзл из себя: где бы она ни была в тот момент, она всегда летела к Джиму и отбирала у него вазу.
На окне затрепетала занавеска, и Джим улыбнулся, словно приветствуя дух Хейзл. Снаружи раздался какой-то звук, и внимание Джима привлекла прекрасная всадница с развевающимися темно-рыжими волосами, которая гарцевала на вороном жеребце в самом дальнем конце пастбища.
Джим с такой силой опустил вазу на кленовый обеденный стол, что едва не расколол ее. И тут же рядом с новеньким факсом заметил стопку листочков с эскизами моделей одежды – по-видимому, Фэнси набросала их уже дома. Джим не смог удержаться, чтобы не взглянуть на них, а потом просмотрел и шесть-семь факсов от какого-то истеричного типа по имени Клод с настоятельными требованиями к Фэнси немедленно вернуться в Нью-Йорк. На одном из факсов Фэнси размашисто перечеркнула рисунок черного вечернего платья с кожаными тесемками, подписанный Клодом.
Секунду спустя взгляд Джима упал на три восхитительных наброска углем. На всех трех Оскар и Омар забавлялись с Горланом у ветряной мельницы – там, где Хейзл посадила чудесные примулы. А еще на одной акварели близнецы наслаждались кока-колой на крылечке дома, рядышком с развалившимся псом.
Рисунки так понравились Джиму, что у него сжало горло. Но он тут же, выругавшись про себя, швырнул их обратно на стол. Фэнси пробралась ему в тыл и нарочно завела дружбу с его детьми. Непонятно, к чему ей такие хлопоты? Она ведь всегда утверждала, что не хочет иметь детей.
Он вытащил из кармана документы относительно продажи фермы, развернул их и положил рядом с акварелью Фэнси. И вышел из дома – в еще большей ярости, чем прежде. Гнев до такой степени ослепил его, что он попал прямиком в сети колокольчиков Хейзл. Несколько секунд ушло на то, чтобы выпутаться.
Близился вечер, и белые доски крыльца там, где до них добирались косые солнечные лучи, окрасились в розовый цвет. А длинные тени от старого амбара на другом конце пастбища стали почти лиловыми.
Он и забыл о привычке Фэнси упражняться в этот час в верховой езде. Признаться, зрелище красивой женщины верхом на отличной лошади доставило ему удовольствие. А лучше Фэнси не ездил никто в целом городе. Наверное, потому, что никто не мог себе позволить столько дорогих уроков.
Джим направился на пастбище, старательно обходя глубокие глинистые канавы, поросшие чертополохом. Вслед за ним от самого дома трусил Горлан.
С одной стороны поле было огорожено аллеей из тополей и кедров, а с другой заканчивалось бесплодной солончаковой пустошью. Далеко впереди, окутанные фиолетовой дымкой, простирались те самые изобильные пастбища, которые он облюбовал для своего молочного стада. Пара канюков лениво парила в небе, словно следя за тем, как он шагает по тропинке вверх, на небольшой пологий холм.
