устраивать драку или бунт на базаре.
– Так зачем же ты явился в Самарканд? – спросил один из стражнииков, худой человек со следами всяческих излишеств на лице.
– Я пришёл в ваш город, дабы поклониться мазхабу Ходжи Абди, потомка халифа Усмана и самого пророка Мухаммада, да пребудет с ним мир, – твёрдо проговорил в ответ купец Рахматулло. – Ибо если обойти гробницу сейида десять раз пешком в день праздника жертвы…
– Довольно, – оборвал купца стражник. – Не слишком ты похож на богомольца, бухарец. – Я ведь запомнил тебя в тот день, когда пламя сожгло караван-сарай, тот, что возле мечети Биби-ханым. Ты ведь был там, стоял возле мёртвого тела делийского торгаша? – ухмыльнулся он. – Мы всё проверим, купец!
Закончив говорить, стражник удалился вместе со своими товарищами, оставив купца Рахматулло одного в запертой комнате под охраной одногочасового снаружи. Бухарский купец утешал себя тем, что это недоразумение скоро прояснится. Однако же, через некоторое время, Рахматулло вновь потащили к тому же самому стражнику для нового допроса, и купец понял, что лицо его дознавателя не предвешает ничего хорошего.
–Ты говорил, купец, что прибыл на праздник курбан-байрам, будучи паломником? – всё также с издевкой поинтересовался стражник. – А, быть может, в качестве резчика?
– Что ты хочешь сказать этим, воин? – переспросил купец Рахматулло.
– Зачем мне говорить? – обнажил жёлтые зубы в улыбке стражник. – Вот эта вещица, пожалуй, скажет тебе обо всём лучше меня!
С этими словами он показал купцу Рахматулло нечто, завёрнутое в тряпицу.
Когда стражник развернул лохмотья, покрывающие собой вещь, купец Рахматулло понял, что перед ним длинный кинжал, испачканный в крови.
– Знаешь, откуда это? – облизал в жадности губы стражник. – Этот окровавленный кинжал мы обнаружили в доме у твоей любимой вдовушки, Что скажешь на это, бухарец? Мне доподлинно известно, что этим кинжалом сегодня убили человека! Убили, словно барана на бойне! Вот я и хочу узнать, ты часом, не подрабатываешь ли резчиком, о, богатый купец Рахматулло?
Купец побледнел, но ответил спокойно:
– Я ни в чём не виновен, а кинжал мне подбросил истинный убийца. Он знает, что я намерен изловить его, вот и стремится меня опорочить. Ни я, ни вдова Адолат никого не убивали! Поговори, о, воин, с кадием Абдуррахманом.
– Кадий в отъезде, – не переставая улыбаться, сказал стражник. – А тебе, купец, тоже, пожалуй, стоить отправиться кое-куда! Но вовсе не в святое место, ты не подумай! – уж и вовсе расхохотался он.
По его знаку прочие блюстители добродетели схватили купца и потащили его прочь из караульного помещения. Неподалёку располагался зиндан, то был одиночный каменный мешок, предназначавшийся, по всей видимости, для особо опасных преступников.
– Не забудь, как следует пересчитать ступени! – напутствовал Рахматулло один из стражников, когда бухарский купец уже летел вниз, на самое дно зиндана.
10
Оказавшись в узилище, Рахматулло принялся размышлять над тем, что случилось. Нет сомнений, что неизвестный убийца подбросил окровавленный хиндустанский кинжал в дом Адолат. Но как? И где был выкован этот столь странный для наших мест кинжал? Или, всё же, Адолат как-то связана с убийцей?
Размыщления купца были прерваны выкриками стражников:
– Эй, ты, не желаешь ли пообедать?
Тут же стражники бросили в зиндан несколько кусков заплесневелой лепёшки.
– В чём меня обвиняют?! – воскликнул купец. – Мне нужен кадий Абдуррахаман, он знает меня, и я смогу доказать ему свою невиновность…
– Вы только посмотрите на него! – раздался сверху издевательский голос одного из стражников – Ему нужен кадий! Может быть, тебе привести ещё архангела Джабраила с небес?
– Кадий Абдуррахман занят и. насколько мне известно, уехал из города, – заявил другой стражник. – А если бы даже почтенный кадий, наш светоч ислама, и был бы в Самарканде, разве бы он стал встречаться с такими сынами греха как ты?
Вволю поглумившись, стражники ушли. Время в зиндане тянулось мучительно медленно, и Рахматулло не знал точно, день сейчас или уже настала ночь. Сделав над собой усилие, он заставил себя проглотить куски лепёшки, и принялся размышлять дальше.
Внезапно купец услышал чей-то тихий, знакомый голос. Рахматулло раскрыл глаза и огляделся по сторонам. Перед ним стояла Адолат. Он протягивала к нему руки и говорила:
– Бежим, Рахмат, скорее, бежим… Почтенный кадий Абдуррахман не верит в нашу вину, но народ в Самарканде ищет нашей смерти! Кадий согласился сделать так, чтобы стража закрыла глаза на наш побег. Но у нас всего несколько часов, чтобы исчезнуть из Самарканда навсегда! Поспешим же, любимый! Пошли со мною!
– Беги одна, Адолат, – горячо зашептал купец. – Беги, спасай свою жизнь. А я останусь, у них нет никаких улик против меня кроме подброшенного окровавленного кинжала. Я обязательно докажу свою невиновность я разыщу убийцу и его пособников. Это безумие нужно остановить, иначе погибнут другие дети, такие же, как твоя дочь, погибнет ещё множество людей! Я должен остаться, Адолат!
–Что ты называешь «безумием»? И кого ты собрался останавливать, жалкий человечишка?
Рахматулло пригляделся и заметил, как черты лица Адолат исчезают, изо рта у неё проступают клыки и алый раздвоенный язык. И вот перед ним стояла она – хиндустанская дьяволица, с распущеннымии волосами, змеящимися по её темному, отвратительному лицу:
–Ты искал меня, и вот я пришла за тобой. Я хочу дать тебе покой.
– Кто ты?! – в ужасе закричал Рахматулло. – Что тебе нужно от меня?!
– Меня называют Пожирательницей времени, а ещё Великой Матерью. Во мне заключены жизнь и смерть, горе и радость, справедливость и беззаконие. Вот о справедиливости я бы и хотела поговорить с тобой. Ты в гордыне своей мнишь, будто твои поиски убийцы есть восстановление справедливости, но, скажи мне, к чему тебя привёл этот путь? Разве ты вернул к жизни маленькую Фархунду? Нет, и вдобавок погибли другие люди. Чайханщик, купец из Дели, Шерзод. А ведь они были бы живы, если бы не ты, если бы не твоя сумасбродная жажда справедливости! И вдова Адолат могла бы вновь выйти замуж, и у неё снова были бы дети, а теперь она сгниёт в тюрьме, или будет побита камнями на плошади! Так чего же ты, добился?! Даже самому себе ты принёс только горе, страдания и разорение! Взгляни на себя, ты выжил после заключения в скалах Пули-Зиндана, нашёл дорогу домой в пустыне, стал богатым купцом, уважаемым в своём городе человеком. И что же?! Ты всё потерял. Ты сидишь здесь и скулишь, словно пёс на привязи, и как пёс должен здесь и подохнуть!
– Чего же ты хочешь от меня?! – кричал Рахматулло. – Чтобы я отступил?! Да никогда! Скажи,
