подходил к концу.
Колесница направлялась через главную площадь к королевскому дворцу. Под колесами поскрипывал песок. Изредка навстречу попадались представители высшей касты Мероэ, но их было мало, так как полуденная жара находилась в разгаре. Большинство высокорожденных отдыхали в своих домах. Их черные слуги поворачивали головы вслед колеснице, и их лица блестели от пота.
Возле самого дворца Шубба помог Диане сойти и проводил ее через бронзовые ворота. Привратник указал им дорогу через коридор, ведущий в большую залу, обставленную с роскошью, приличествующей стигийской принцессе, — а так оно и было. На кресле из слоновой кости и черного дерева, богато инкрустированном золотом и жемчугом, возлежала Тананда, одетая лишь в короткую юбочку алого шелка.
Королева пристально разглядывала дрожащую светловолосую рабыню, застывшую перед ней. Безусловно, это был роскошный подарок. Но Тананда, скорая на предательство сама, всегда подозревала в этом и других. Внезапно она заговорила, и ее голос был полон нескрываемой злобы:
— Говори, девка! Зачем Тутмес подослал тебя в мой дворец?
— Я — я не знаю... Где я? Кто ты? — голос Дианы был по-детски высоким и нежным.
— Я королева Тананда, дурочка! Отвечай мне.
— Но я не знаю ответа, моя госпожа. Я знаю только, что господин Тутмес послал меня как подарок...
— Ты лжешь! Тутмес честолюбив, как никто. Раз уж делает мне подарок, несмотря на свою ненависть ко мне, значит, у него на то есть веские причины. Он что-то замышляет против меня. Говори, а то хуже будет!
— Я... Я не знаю! Я ничего не знаю! — и Диана разрыдалась. Будучи напуганной до смерти демоном Муру, она при всем желании не смогла бы сейчас говорить. Язык отказывался повиноваться ей.
— Раздеть ее! — приказала Тананда. Тонкие одежды были сорваны с ее тела.
— Связать ее! — сказала Тананда. Запястья Дианы связали веревкой, и веревку перекинули через балку так, что руки девушки оказались поднятыми вверх.
Тананда поднялась, сжимая в руке плеть. Жестокая улыбка играла на ее губах:
— Сейчас мы проверим, много ли ты знаешь о планах Тутмеса. Еще раз спрашиваю, ты будешь говорить?
Рыдания перехватили горло Дианы, она лишь молча покачала головой. Плеть со свистом опустилась на спину немедийки, оставив багровый след. Диана пронзительно вскрикнула.
— Что все это значит? — произнес низкий голос. В дверях стоял Конан, одетый в кольчугу поверх джуббы и с мечом в ножнах на поясе. Близко сойдясь с Танандой, он пользовался правом свободного доступа в ее покои. У Тананды было много любовников, убитый Амбула был из их числа, но никогда прежде она не встречала мужчину, чьи объятия дарили ей такое наслаждение. Ее страсть росла с каждой встречей.
Тем не менее сейчас она была, недовольна.
— Всего-навсего девка с севера, которую Тутмес прислал мне в подарок, несомненно, с целью убить меня, отравив вино или что-нибудь в этом роде. Но я выбью из нее правду. Если ты пришел за любовью, возвращайся позже.
— Это не единственное, за чем я пришел, — усмехнулся Конан, обнажив зубы в волчьей ухмылке.
Надо решить еще один маленький государственный вопрос. Что это за безумная идея запустить черных во Внутренний Город на время сожжения Аахмеса?
— Почему безумная, Конан? Я покажу этим черным собакам, что меня не запугаешь. Я подвергну этого негодяя таким мучениям, что они навеки запомнят, как идти против меня! Мои божественные предки всегда так поступали. Прошу тебя, объясни, что ты имеешь против?
— Только одно: ты собираешься запустить во Внутренний Город несколько тысяч кушитов, а потом подогреть их ярость и жажду крови зрелищем пыток. Это может спровоцировать восстание, ибо твои божественные предки никогда не пользовались большой любовью в народе Куша.
— Я не боюсь этих черномазых!
— Может, и так. Но мне уже дважды приходилось спасать от них твою хорошенькую шейку, а в третий раз моя удача может изменить мне. Я только что пытался поговорить об этом с твоим министром Афари, но он объявил, что это твой приказ и он ничего не может поделать. Может, тебе все же стоит прислушаться к моему совету, раз уж твои приближенные так боятся тебя, что не рискуют говорить тебе неприятную правду?
— Ничего подобного! А теперь уходи и не мешай мне заниматься делом. Или, может, хочешь поучаствовать сам?
Конан подошел к Диане.
— У Тутмеса хороший вкус, — произнес он. — Но девочка напугана до полусмерти. Так ты не вытянешь из нее ничего стоящего. Отдай ее мне, и сама увидишь, чего можно достигнуть мягким обращением.
— Мягким обращением, это ты-то? Ха! Займись своими делами, Конан, и не лезь в мои. Лучше иди и подготовь стражу на сегодняшний вечер. — Тананда повернулась к Диане и резко произнесла:
— Говори, тварь, будь ты проклята! — И снова плеть со свистом рассекла воздух.
Двигаясь подобно дикому зверю, быстро, но без видимого усилия, Конан поймал Тананду за руку и вырвал у нее плеть.
— Пусти меня! — завопила она. — Ты осмелился применить ко мне силу? Я тебя... Я...
— Ты — что? — спокойно сказал Конан. Он швырнул плеть в угол, достал кинжал и перерезал веревку, связывавшую запястья Дианы. Слуги Тананды многозначительно переглядывались.
— Вспомни о своем королевском достоинстве, о Высочайшая! — ухмыльнулся Конан, поднимая на руки Диану.
— И не забудь, что со мной ты еще имеешь возможность удержаться на троне. А если меня не будет — ты знаешь сама. Увидимся на казни!
Он шагнул за порог, неся в руках немедийскую девушку. Вопя от ярости, Тананда схватила с пола свою плеть и швырнула ее вслед Конану. Рукоять ударила его по широкой спине и упала на пол.
— Только потому, что ее кожа белая, как рыбье брюхо, такая же, как у тебя, ты предпочел ее мне! — визжала Тананда. — Ты еще горько пожалеешь об этом!
Расхохотавшись, Конан вышел прочь. Тананда бросилась на мраморный пол, в бешенстве колотя его кулачками.
Чуть позже Шубба на колеснице Тутмеса проезжал мимо жилища Конана.
В изумлении он увидел Конана, несущего в руках обнаженную девушку. Шубба тряхнул поводьями и поспешил к своему господину.
6. НОЧНОЙ СОВЕТ
Зажглись первые светильники, и в покоях Тутмеса собрались Шубба, Муру и сам хозяин дома. Шубба завершил свой рассказ, с тревогой поглядывая на господина.
— Вижу, я недооценил подозрительность Тананды, — проговорил Тутмес. — Жаль, конечно,
