страшно из-за мысли, что теперь вот так будет всю мою жизнь. Он будет врываться с унижениями. Я привыкну их впитывать. Рано или поздно осознаю, что только из них и состою.
Меня есть, за что презирать, но неужели в памяти не осталось ничего хорошего? Неужели все тепло сгорело на том, устроенном даже не нами, пожарище?
— Есть пожелания по длине? — выталкиваю из себя слова силой. Цепляюсь за мантру: ты — профессионал, Айлин. Он — клиент. Десять минут и он уедет. Заберет, когда тебя в ателье не будет.
— Сделай так, как я ношу.
Это не звучит как «пожелание». А приказ исполнять не хочется. В очередной раз замираю. Упираюсь взглядом в мужское плечо. Калю нервы под звуки ровного дыхания. Взгляд Айдара снова жжет щеку. Едет ниже по шее. Ныряет в вырез блузки. Я всё это чувствую. Реагирую не так, как хотелось бы. К сожалению, не отвращением и безразличием.
Мне бы отплатить мужу той же монетой. Тоже хотя бы в чем-то прогнуть. Заставить разуться и встать на примерочную тумбу. Но я не умею мстить.
Поэтому приседаю сама. Ужасно жалею о выборе блузки. Юбка ложится на пол колоколом, закрывая ноги, а вот обзор на ключицы и то, что ниже, теперь прекрасный.
После рождения Сафички грудь стала больше. Сначала — сильно. Потом начала спадать, но к дородовым параметрам я уже не вернулась. На коже остались еле-заметные растяжки. Ловить на ней липкие мужские взгляды мне откровенно неприятно. Взгляд бывшего мужа… Больно. Мне кажется, если он скажет что-то о моей внешности — умру на месте.
Стараюсь отвлечься, подкатывая брючины.
Я не преувеличивала, говоря, что они кривые. Так и есть. Мне легче было бы новые сшить из нормальной ткани и по индивидуальным меркам, чем тратить свое время на это безобразие. Но кто я такая?
— Не понимаю, зачем тратить деньги на вещи такого качества. Тем более, когда средства позволяют…
Когда запрокидываю голову, убеждаюсь, что не придумываю. Айдар очень внимательно следит за мной. Сканирует макушку. Лицо. Тело. Руки.
Мой дурацкий взгляд съезжает на ширинку. Сильнее краснеть нельзя, но я краснею. Она прямо напротив глаз. Сглатываю. Прокашливаюсь.
— Воды всё же?
Мотаю головой и снимаю с подушечки на запястье первую булавку.
Яркими вспышками из прошлого выстреливают картинки, которые давно пора забыть, а они будят посреди ночи. Ноют неудовлетворимым желанием. После Айдара в моей жизни не было секса. И если поначалу меня это совсем не волновало, то сейчас… Я не помню, когда ощущала вот такой прилив свинца к промежности. До боли.
— Ты дочке обо мне уже сказала? — застываю с булавкой в руке. Смотрю на мужское бедро. Молчу.
Айдар тоже.
Вдвоем слышим, как его телефон вибрирует. Я совсем не против, чтобы Салманов взял трубку, но он скидывает.
Сглатываю.
— Сказала?
Бывший муж повторяет вопрос с нажимом. Чувствую сильное давление. Брыкнуться хочется. Напоминаю себе, что нельзя.
— Еще нет. — Взяв себя в руки, отвечаю ровно и терпеливо, прокалывая иглой ткань.
Весь я пятьдесят четыре грамма, а не килограмма, уверена, меня уже снесло бы волной раздражения, которая исходит от Айдара и бьет пока, к счастью, только морально.
Он сжимает пальцами и дважды дергает ткань штанины по стрелке. Посыл жеста понятен. Вскидываю взгляд.
На адреналине выдерживаю его опасно-спокойную злость.
— Что помешало? Или ты храбрая только подставы людям устраивать, а ответственность за свои поступки нести…
— Я несу ответственность за свой поступок, Айдар. Пять лет несу. Что бы ты там себе ни думал…
Я даже испугаться не успеваю, что перебила. Айдар сочится раздражением. Уверена, на его языке крутится новая колкость, но он не тратит себя на нее. Хмыкает.
— Делать и разговаривать, я так понимаю, для тебя проблематично. У меня тоже времени не так уж много, Айлин.
Хотела бы огрызнуться, но вместо этого послушно возвращаюсь к работе.
Если у тебя так мало времени — зачем тратить его на меня? Зачем притащился со своим барахлом? Ненавижу…
Заканчиваю одну брючину, берусь за другую.
— Я не шутил, Айлин.
Запинаюсь на новых словах.
А я что ли шучу по-твоему?
— Я не буду торопиться, Айдар. Это моя дочь и мне виднее, как ей лучше преподнести информацию о том, что…
— Что из-за глупости и трусливости ее мамы она четыре с лишним года прожила в дыре и без отца.
Сознательно или нет, но он меня расстреливает.
Руки слабеют. Слава Аллаху, с булавками окончено, иначе я вонзила бы хотя бы одну в мужское колено.
А так…
Достаю из кармашка сантиметр и делаю замер.
Спрятав, поднимаю взгляд на возвышающегося мужчину. Наверное, именно такой он и хочет меня видеть. Подчиненной. На коленях. И если бы дело касалось только меня — может быть даже пожалуйста, но у меня есть дочь. И я должна быть для нее примером.
— Как бы там ни было, я — мать твоей дочери, Айдар, и ты обязан меня уважать.
Я отмечаю, как у Салманова сужаются глаза. Готовлюсь поймать грудью новую стрелу, но он пускает ее не словесно. Усмешкой.
Ненавижу их.
Отталкиваюсь от пола и вырастаю.
Зачем-то оттряхиваю руки и делаю несколько шагов прочь.
— Снимай брюки аккуратно.
Подхожу к кулеру. Превращаюсь в одно сплошное ухо. Ращу глаза на затылке.
Пока пью, Салманов смотрит в спину. «Деликатно» молчит о том, что по-прежнему не прочь меня уничтожить. А может даже сильнее этого хочет.
Потом разворачивается. Каждый его шаг бьет по нервам. Когда я слышу, как дергает шторку, осмеливаюсь выставить вперед руку и проверить состояние — трясется.
Всё во мне трясется.
Пока Айдар переодевается, я трачу уйму сил на то, чтобы хоть немного успокоиться. Возвращаю самообладание.
Разворачиваюсь, проезжаюсь взглядом по мужскому силуэту.
На сгибе его локтя висит бездарная вещь, на которую я должна буду так же бездарно потратить время. А на длинных ногах — отличные дорогие джинсы.
Айдар опять подходит ближе, чем стоило бы. Душит меня. При любом удобном случае душит.
Передает «заказ». Я сжимаю пальцами ткань, но забрать получается не сразу. Несколько секунд мы держим вместе. Я тяну на себя, Айдар придерживает.
Зовет посмотреть в глаза. Сдаюсь.
— Так не будет, Айлин. На тормоза я не спущу.
Упрямо сжимаю губы.
Не хочу я говорить о дочери. Не хочу принимать требования и правила. Я и так… Ненавижу себя за трусость, но я действительно сильно снизила интенсивность общения с Лешей. Стыдно признаться, что в угоду Айдару.
— Мне виднее, как и когда сообщить моей дочери…
— Моей. — Обжигает
