пятнадцать годков помоложе будет.
Так у них с тех пор и повелось — Колч три чарки смородинки в себя опрокинет и к Велиже под окно. Даже собаки уже к нему привыкли, не лают. А за ним по следам Досада с поленом.
Из избы тятька с вожжами выходит, мамка — с ухватом, сама девка-дура, бывает, выскакивает — голосит. И начинают они все впятером друг друга молотить да за волосы драть. Один раз мамка родная Велижу по широкому заду вожжой отходила — тоже с теткой в потемках перепутала.
А все почему? То свистулька ведьмина виновата — приворожила к Велиже чужого мужа вместо желанного — так для себя поняла и всем вокруг Велижа объяснила.
Потому что до солнышка красного, видать только имя Колча долетело, она ж его вслух кричала. Все песенка колдовская виновата — не то имя-то зацепила и к солнцу понесла.
Эх! Кто ж теперь ее с кривым носом замуж-то позовет? — ревела девка.
Протрезвел разок Колч, пошел повиниться перед родителями Велижи.
— Заколдовали меня, — говорит. — Удержу нет — тянет к ней.
Отец его собирался с крыльца спустить. Но Колч еще прокричать успел, что надо к ведьмачке всем вместе ехать в Поспелку, пусть расколдовывает, как хочет.
Взяла Досада два полена березовых да ножницы овечьи, мамка Велижи — ухват любимый, тятька- вожжи да плеть. Девку дома запереть хотели, да она упросила ее с собой взять, чтоб ей нос, как было, выправили, а то шибко он от колдовства пострадал. Погрузились все в сани и поехали к Власу с Поспелки.
Колч бутыль со смородинкой прихватил — для храбрости.
Глава 8. Борзосмысл и сладкая Малинка
Борзотка всегда слыл пареньком тихим, почти трусоватым. А на девок самых красивых засматривался, ярких да смешливых. А такие — все, как одна, — на язык острые, задиристые. За словом в карман не полезут, потому как… Да, не было еще на одеже карманов в те времена.
И где ж Борзотке смелости набраться к Малинке подойти?
Торговала Малина на ярмарке калачами да плюшками, баранками и ватрушками, пирогами да пряниками. И пахло от нее самой так сладко — сдобой и корицей, аж в носу щекотно, как вкусно было.
— Почем калачи, черноглазая? — бывает, спросит какой мужик у Малинки.
— Да, по грошику для хорошего, — разулыбается покупателю девица.
— Дорого… — прогнусит тот да мимо пройдет.
— Хочешь есть калачи — не лежи на печи! — прокричит ему вслед бойкая торговка да расхохочется. — Работай поболе, печная ездова!
И румянец во всю щеку у нее разыграется.
— Пирог с маком — всем лаком! Подходи — налетай — ватрушки покупай!
Как начнет Малинка свой товар нахваливать, покупателей громко зазывать, так к ней, бывало, толпа набежит и в очередь выстроится. Оттеснят Борзотку к овощным рядам.
Стоит он оттуда на зазнобу любуется, вздыхает тяжко, морковку грязную с чужого лотка грызет в задумчивости. Взашей погонят — так он к репкам подвинется. Подойти ближе к Малине не смеет.
Как-то баба богатая вдовая пришла пряники выбирать, а Малинка ей все старается большой пирог с рыбой сторговать. И хитро так подмигивает:
— Есть пирожок, есть и дружок!
Баба призадумалась. Дружка у себя в палатах завести она была бы не прочь, сама ж не старая еще, в самом соку ягодка.
А Малинка чует, что выгодный покупатель к ней в сети попался, не карасик какой, а щука сама. Не, не щука — почти стерлядь.
И не умолкает девка со своими прибаутками, дальше на бабу напирает:
— Где кисель — тут и сел, где пирог — тут и лег.
Борзотко аж краской по самую макушку залился, а баба у Малинки шесть пирогов сразу купила.
Ну, вот как? Как к такой девахе языкатой подступиться деревенскому ковалю? Борзосмысл с лошадьми только умеет управляться да с наковаленкой, а с бабами завсегда робел и пунцом заливался.
И вот одним погожим зимним деньком зашел Борзосмысл на ярмарку с другого края, не так, как обычно. А там мужик, как ворон глазами черный, смурной и сутулый с пареньком пригожим свистульками торгуют. Разливаются посвисты, трелями на морозе рассыпаются.
Рядом с Борзоткой одна девка другую локтем в бок толкнула и говорит:
— Хороши зайцы да утки! Приворотные.
Борзотка получше к девкам прислушался.
— Ага, — вторая как раз подружке поддакивает. — Слышала я, как Домослав — брат Завады самую красную девку себе из хоровода высвистал.
Борзосмысл ближе подступился, ни одного словца упустить не хочет.
— Мне больше других лошадки по сердцу, — вздохнула первая. — Если Оскол до конца следующей седмицы сватов не зашлет, куплю себе конька расписного и начну Осколу в ухи про любовь, про свадебку напевать.
— Дорого ж, — покачала головой вторая девица. — По две белки уже за коньков просят, а за тех, что с наездниками, — аж по три.
— По мне, так в девках засидеться — подороже выйдет, — хмыкнула первая. — А как Оскола моего Веселка уведет?
Тут болтуньи на шепот перешли, начали платками рты прикрывать, зашушукались — захихикали.
А Борзотка уже скумекал, что ему делать надобно.
Купил он на следующий день у мальчонки расписную уточку. За одну белку сторговал — недорого. Бережно принес свистульку домой, присел после работы на пороге кузни и начал насвистывать.
Снежок легонький на землю падает, песенка у Борзотки нежная, мелодичная выходит, задушевная. Больше седмицы он ее разучивал, наигрывал переливы на все лады, запоминал.
И уж когда научился хорошо, пошел на ярмарку.
Встал подле Малинкиного прилавка с калачами и заиграл песенку свою.
— Ох, ты ж как! — выдохнула девка, когда он закончил. — Прям все в душе всколыхнулось!
Борзосмысл ушам своим не поверил. Получилось! Тронула его песня раскрасавицу Малинку.
Так-то оно так, да не одна Малинка слыхала ту мелодию.
Звездан, что с мясного ряда, тоже давно на торговку ватрушками глаз
