нужна, – тихо ответил Тяжельников. – Ясно одно: Румыния «слилась», и удерживать ее мы не будем. Ждать или нет антисоветских выступлений? Я думаю, что их не будет. И вопрос об эвакуации служащих посольства я поднимать не буду. Но вот квалифицированную оценку событиям, которые здесь происходят, я дать обязан. Это первое. Второе, я обязан принять меры и обезопасить советских граждан, находящихся на территории Румынии в эти непростые дни. А вот где мне точно понадобится ваша помощь, Александр Владимирович, так это на западе страны. Меня попросили из Москвы принять участие в розыске нашего дипломата. Не исключено, что он пропал именно в неспокойных районах Румынии.
– Хуже некуда, – покачал головой Половцев. – Акимов и Яковенко не вернулись из Тимишоары. Теперь еще подозрения, что там же пропал наш дипломат? Кто он, фотография или описание есть?
– Есть и фотография, я попрошу, чтобы вам ее передали. Зовут Станислав Васильевич Сергеев. Работал в Ливии, срочно отозвали в Москву, но по дороге исчез. Самолет, на котором он летел из Италии в Москву, совершил вынужденную посадку в Белграде. Есть основания полагать, что Сергеев дальше мог отправиться на поезде кратчайшим маршрутом. Это как раз через Тимишоару на Киев. На авиарейсы он не регистрировался.
– Конечно, Евгений Михайлович, я займусь этим.
– У вас есть сведения оттуда, Александр Владимирович? Что там вообще сейчас творится?
– Не хочется говорить таких слов, – поморщился Половцев, – но в Тимишоаре сейчас чистый ад. Уже и стрелять перестали, потому что все протестующие группы рассеяны. Очень многих арестовали. Полный хаос, на центральных улицах горят машины, лежат трупы. В город вошла бронетехника правительственных войск. Все подъезды к городу блокированы спецтехникой, въехать невозможно даже при наличии дипломатического паспорта. Только по спецпропускам или по личному разрешению нескольких лиц из Министерства обороны и, конечно, Секуритате. Выехать из города тоже невозможно. Фактически Тимишоару сейчас превратили в зону боевых действий. Я знаю, что туда сейчас приехали начальник генерального штаба генерал Гушэ и его помощник генерал Коман. Обстановка очень напряженная, Евгений Михайлович.
– А как вы оцениваете эти события, Александр Владимирович?
– Я думаю, что это только начало.
– Крах социалистической Румынии?
– Неминуемый, закономерный и хорошо подготовленный. И время выбрано самое подходящее. Мне, например, запрещены любые контакты с румынскими спецслужбами.
– Да, – согласился Тяжельников, – они на Западе поняли, что Горбачев не станет вступаться, что Горбачев спустит ситуацию на тормозах. Он будет спасать Советский Союз, но и он уже рушится. Страшно, Александр Владимирович, страшно, что всему приходит конец. Всему привычному, всему, что строилось недосыпая, не покладая рук.
– За что заплачено жизнями товарищей, – поддакнул Половцев. – Они сейчас выпустили джинна из бутылки, развязали руки Ионе Илиеску. А Илиеску будет диктатором не менее жестоким, чем Чаушеску. Здесь будет много крови, Евгений Михайлович. Больше, чем в других странах социалистического лагеря. Тут им ошибаться нельзя, и они будут убивать.
– Вы правы, – согласился Тяжельников. – Слишком сильная команда была у Чаушеску. Каждый из них как флаг. И эти флаги будут подрубать. За исключением тех, кто сам перейдет на сторону восставших. И Москва все понимает, но приказывает не вмешиваться. Сдали мы Румынию, сдали.
Николае Чаушеску выглядел осунувшимся после бессонной ночи и напряжения последних дней. Его лицо с заострившимся носом и пожелтевшей кожей, его гневно полыхающий взгляд заставляли приглашенных отводить глаза. Василе Миле пришла в голову страшная мысль, что Чаушеску слишком похож на покойника. На поднявшегося со смертного ложа мертвеца, который грозит и приказывает убивать живых людей.
Вместе с министром обороны были приглашены глава Секуритате и министр внутренних дел.
– Почему до сих пор не разогнаны демонстранты в Тимишоаре? – почти кричал Чаушеску. – Почему вы трое допустили эти митинги с антиправительственными лозунгами, почему вы позволили митингам перерасти в массовые погромы?
Миля покосился на Тудора Постелника, который смотрел на Чаушеску и нервно покусывал губы. Юлиан Влад стоял рядом – прямой и почти без видимых эмоций смотрел через плечо партийного лидера и главы государства в сторону окна.
– Что с вашими офицерами, Миля, почему они не вмешались сразу же, почему не стреляли? Нужно стрелять по ногам! – в гневе отчитывал Чаушеску министра национальной обороны.
– Все произошло неожиданно. Им не дали боеприпасов, – твердо ответил Миля.
– Я думаю… – Чаушеску сделал паузу, вытянул руку в сторону своих министров и стал тыкать в каждого по очереди. – Я думаю, что вы предали интересы страны, интересы народа и социализма и проявили безответственность. Вы заключили сделку с врагом!
Миля слушал и думал о том, что и Постелник, и Влад сейчас ожидают одного лишь решения. Сейчас им объявят об отставке. Возможно, и об аресте. А ведь и Чаушеску, и американцы от меня требуют одного, чтобы я стал стрелять в гражданское население. Странная картина получается. Судя по словам Дэкстера, Запад хочет сместить Чаушеску, их бы устроила смена социалистического курса страны на капиталистический. И они хотят, чтобы я отдал приказ открыть огонь по демонстрантам. И Чаушеску хочет, чтобы солдаты начали стрелять, но он ждет прямо противоположного результата. Так кто из нас заключил сделку с врагом?
– Я не буду ждать, пока вы раскачаетесь! Я уже отдал приказ стрелять! – кричал Чаушеску. – Идите и доводите до конца то, на что у вас не хватило воли, генералы! Только железной рукой можно задушить в зародыше эту змею, которая подняла голову из черного немецко-венгерского болота в Тимишоаре.
Значит, все, думал Миля, садясь в машину. Постелник и Влад не обмолвились с ним ни словом, каждый уехал к себе. Мои солдаты стреляют в людей, а я… Интересно было бы сказать Чаушеску, что совсем недавно американцы подговаривали меня сделать то же самое. Какова была бы его реакция? А какова будет моя реакция на происходящее?
17 декабря. Тимишоара
Сергеев вел своего спутника, вспоминая карту города. Он старался выбирать маршрут таким образом, чтобы рядом всегда были арка дома, двор, переулок или сквер. Он очень спешил, опасаясь, что вечером вступит в силу комендантский час. Это неизбежная мера во все неспокойные времена во всех населенных пунктах мира, к которой прибегают власти.
– Ну, и где? – спросил Сергеев, когда они вышли к аптеке в старом доме еще довоенной постройки с чугунными столбами у парадного входа.
– Вон, – кивнул Яковенко и тут же взволнованно схватил дипломата за локоть. – Да это же наша машина! Видишь?
Станислав оценивающе осмотрел улицу, солдат на перекрестке впереди, остов сгоревшего посольского «Опеля», уткнувшегося капотом в один из столбов.
