И похоже, его ночной перепихон под угрозой срыва.
Он показывает на Элли.
— Я не могу просто так оставить ее. Она может откинуться, как Дженис Джоплин, во сне — тогда Николас убьет меня, и у меня не будет вариантов, кроме как позволить ему это сделать.
Элли печально качает головой.
— Дженис Джоплин — какой голос.
И начинает плакать.
— Это просто так грустно.
Она закрывает лицо руками, теперь уже всхлипывая.
— Она так сильно любила Бобби Макги!
Черт возьми.
Когда я закончу с Генри, Николасу мало что останется убивать.
Чтобы удержаться от совершения тяжкого преступления, я выступаю добровольцем:
— Я присмотрю за ней, Ваше Высочество. Я на дежурстве всю ночь, и принц Николас настаивал, чтобы я присматривал за Элли лично.
Его взгляд перескакивает на меня, затем снова к Элли.
— Ну не знаю…
Элли поднимает голову, ее рыдания сразу прекращаются, она, спотыкаясь, подходит ко мне и обхватывает мою руку — она вздыхает, вдыхая ее запах, практически трахая ее.
— Ты можешь оставить меня с Логаном, Генри. Он мой герой.
Генри подозрительно наклоняет голову.
— Правда?
— Абсолютная. — Элли вздыхает, гладя меня по руке. — Мой милый, злющий ангел-хранитель.
Боже правый.
Белокурый принц оценивающе смотрит мне в глаза, как это делают мужчины. Я не отворачиваюсь, не моргаю. Через мгновение Генри кивает, хлопает ладонями по подлокотнику дивана и приподнимается.
— Ну, с меня довольно.
Элли хлопает в ладоши.
— Ура!
И чуть не падает в камин.
Я подвожу ее к антикварному креслу.
Генри демонстративно кланяется Элли, берет ее за руку и целует тыльную сторону ладони.
Она хихикает.
— Спасибо тебе за сегодняшний вечер.
Он опускается на колено.
— Тебе же было весело? Скажи, что это был лучший вечер в твоей жизни. Ты же знаешь, мне нужно поддерживать репутацию.
Элли кивает, вся такая легкомысленная и расслабленная.
— Самый лучший! Мне здесь ужасно нравится, и ты будешь потрясающим королем.
На лице Генри появляется странное выражение. Грустное, задумчивое.
— Ты добрая девочка, Элли. Тебе следует покинуть это место как можно скорее.
Но он моргает, и его шутовская улыбка возвращается на место.
Генри протягивает кулак.
— Добро пожаловать в семью, сладкая.
Элли пытается стукнуть кулачком в ответ… но промахивается и чуть не бьет Генри прямо в нос.
Смеясь, Генри держит Элли за запястье и ударяет кулаком о ее кулак.
Потом он встает, кивает в мою сторону, обнимает свою даму за плечи и выходит из комнаты.
* * *
— Эй, Логан?
— Да?
— Когда у тебя день рождения?
— Седьмого июня.
— Ого.
— Эй, Логан?
— М-м-м?
— Сколько тебе лет?
Я отвечаю не задумываясь.
— Двадцать три.
— Хм. Эй, Логан?
Это продолжается уже полчаса. Элли сидит на антикварном диване с индийским узором в огурцах, уставившись на пустой камин, а я сижу рядом с ней. Я давно снял с нее туфли, но она не сделала ни одного шага к своей кровати. В любом случае ей лучше сидеть прямо.
— Какой твой любимый цвет?
— У меня его нет.
— У всех есть.
— Синий.
— Светло- или темно-синий?
И я снова отвечаю, не подумав:
— Светло-синий.
Элли сонно поворачивает ко мне голову, ее длинные ресницы трепещут.
— А у меня светло-синие глаза.
Мои мысли на мгновение останавливаются.
— Так оно и есть.
За то время, что я провел рядом с Элли Хэммонд, я старался смотреть куда угодно, только не на нее — такова моя работа. Но в этот момент, когда я так близко, мне не на что больше смотреть.
И я смотрю.
У нее изящная шея, прямые плечи с тонкими ключицами. Ее кожа гладкая и кремовая, с естественным розовым румянцем на щеках. Брови светлые и изогнутые, глаза круглые и глубоко посажены — умные, с оттенком озорства. И у нее веснушки… Очаровательная россыпь светлых веснушек, целующих переносицу ее изящного носика.
— Эй, Логан?
— Да?
— Мне что-то нехорошо.
Вот оно. Я ожидал этого.
— Так. Не волнуйся. Как только тебя вырвет, ты почувствуешь себя намного лучше.
Ее миниатюрные черты искажаются.
— Звучит не очень весело.
— Нет.
На несколько мгновений единственным звуком в комнате становятся быстрые, резкие вдохи Элли.
И затем:
— Эй, Логан?
— Да?
— Где здесь туалет?
Она затыкает рот, и все ее тело сотрясается в конвульсиях. Я быстро подхватываю ее под руки, помогаю встать и веду в туалет. Переступив порог, она пошатывается и идет к открытому унитазу, упирается руками в сиденье, и поток алкоголя извергается из ее желудка.
Я собираю пряди ее волос и убираю их назад, нежно потирая между лопаток и бормоча ласковые слова. Хотя у меня это не входит в привычку, я бывал на ее месте — и не раз, — и это ужасно.
После еще нескольких заходов кажется, что ее желудок наконец-то пуст. Я передаю Элли комок салфеток, и она кашляет, вытирает рот и прислоняется спиной к стене.
Я тянусь, чтобы спустить воду в унитазе, но Элли стонет.
— Не надо, это так отвратительно. Я такая отвратительная.
— Прекрати, — упрекаю я, потому что она смешная.
Через некоторое время она наклоняет голову в мою сторону, все еще прикрывая рот салфетками.
— Не мог бы ты принести мне мою зубную щетку и пасту, пожалуйста? И стакан воды.
Я киваю, делая, как она просит. Зубная щетка Элли светло-розовая — того же цвета, что и лак на ее руках и ногах. После того как она почистила и прополоскала рот, я кладу все рядом с раковиной.
— Ты сможешь дойти до кровати или хочешь, чтобы я тебя отнес?
Она закрывает глаза и строит гримасу.
— Сама дойду.
