Книга Метаморфозы рассердились - О. Нова

Немного смущало то, что пирожное она держала на ладони, но Ван не нашла причин отказать. Обижать Лекси ей хотелось в последнюю очередь.

Она забрала сладость и осторожно откусила кусочек.

— Ауч! — воскликнула он, выплюнув недожёванное. С лица Лекси тут же схлынули краски, а губы искривились недовольной полудугой.

Ынбёль с удивлением наблюдала, как иллюзия стекает с её руки на пол.

— Это что такое? — спросила она, переведя взгляд с комка грязи на Лекси.

Лекси однозначно не была человеком. Прямая спина, быстрые ноги, суетливые, вечно занятые руки. Она не ходила — порхала и носила тяжёлые сапоги и ботинки на большой платформе, чтобы случайно не улететь. Она плела тонкими, изящными, как веточки вербы, руками магию, пропуская её паутинкой между ладоней, растирала, а потом сдувала с кончиков пальцев волшебную пыльцу, одаривая всех окружающих солнечной улыбкой.

Ынбёль никак не могла привыкнуть к ней, её красоте и тяжелому, тёмному чувству, выкручивающему ей живот каждый раз, когда Лекси смеялась. Зависть. Ынбёль так ей завидовала!

Лекси могла выпорхнуть из объятий своего парня, звеня медальонами и браслетами, повиснуть на плече сурового Джеба, потрепать Эр-Джея по веснушчатой щеке — и ей бы ничего не было. Она была маленькой, прекрасной феей, что не давала ковену погрузиться во мрак тайных сущностей дома. Всюду, куда бы она ни приходила, становилось звонко и светло. Парни закатывали глаза, цокали, но стряхивали голодную до прикосновений фею нежно, почти что заботливо.

Она часто крутила себе самые невероятные причёски: собирала хвостики по всей голове, оплетала уши косами, навешивала на себя миллион резиночек и заколок, а также всего, что было ярким и могло держаться на волосах. Её лицо всегда было открытым. Её нос, тонкий, с приподнятым, как у Ынбёль, кончиком, всегда был горделиво задран. Она морщилась, прикрывала рот рукой, когда смеялась, и откидывала назад волосы, оголяя хрупкую шею.

А Ынбёль смотрела и завидовала. Даже сейчас, после воскрешения, когда её тело больше не кровоточило, когда отпала потребность в очках, не было больше прыщей и, главное, докучливой жестокой матери — она всё ещё не походила на Лекси ни в чём.

Она её боготворила. Она её ненавидела. Она плакала, думая о том, что Лекси первой назвала её подругой. Хотя дружба Лекси носила странный привкус. Грязи, например.

— Эх, — просто вздохнула Лекси, смотря на расползающийся по пальцам клубок.

— Что это? — повторила Ынбёль, отплёвываясь.

— Мои корешки! — взвизгнул Джебедайя и, выхватив у Ынбёль комок, принялся баюкать его в ладонях, бормоча какой-то заговор. — Скажи, что ты ни один не проглотила. Клянусь, если проглотила — я выращу их прямо у тебя в брюхе!

— Что ты на неё накинулся? — вздохнул Эш. Защита от него была двоякая: приятная, но настораживающая. Кажется, таким же образом работали здешние амулеты. — Это ведь Лекси развлекается.

— Я не развлекаюсь, — тут же надулась она. — Я тренирую вкусовые иллюзии.

— Не очень получается, — буркнула Ынбёль.

— Знаю, — вздохнула она, — но я прочитала, что мы однажды накормили грязью пятнадцать человек! Наверняка это я наколдовала.

— Прочитала — где? — уточнила Ынбёль, пальцем соскребая с языка остатки грязи.

— В дневниках, — Лекси произнесла это так, как вещают о самых очевидных вещах, — прошлые поколения вели их довольно подробно. Некоторые записи даже оставлены кровью, они самые красивые. Мало чего сохранилось, но советую изучить. Что-то занимательное найдёшь даже о своём духе.

— Я как-то раз содержал весь ковен десять лет, — чванливо заявил Эш, — предсказания пользовались большим спросом в то время.

— А потом я сжёг деревню, — сообщил Перси так же холодно, как он говорил решительно обо всём. Удивительное сочетание льда и пламени.

Перси на имя своё откликался через раз, что могло значить лишь две вещи. Первая — это имя он использовал совсем недавно и не вполне к нему привык. Ну серьезно, кто вообще сейчас назовёт ребёнка Перси? Вторая — Перси было глубоко плевать, кто к нему обращается и по какому поводу, если это делала не Лекси.

Казалось, магия для него была лишь ценой, которую он платил, чтобы быть поближе к Лекси. Хотя это уже не вязалось с тем трудолюбием, которое он вкладывал в занятия магией: Ынбёль пока мало чего понимала, но видела, что Перси свой дар понимает как никто в их ковене.

Натура у него была столь же безжалостная и горячая, как и его огонь, но каким-то невероятным образом он ухитрялся прятать её под панцирем язвительного равнодушия к ковену, магии и всему бытию в целом.

— Зачем?

— А? — Лекси моргнула.

— Зачем сожгли деревню, — уже не так уверенно уточнила Ынбёль.

Лекси забавно надулась: думала, что обращались к ней. Ткнула молчащего Перси в плечо и очень выразительно блеснула глазами. Перси пришлось ответить:

— Не знаю. Наверное, мы поругались. Я же не помню прошлые жизни. Могу только судить по записям.

— Никто не помнит, — поделился Эш, — но мы знаем, что прошлое поколение было девчонками. Вообще все, представляешь?

Крис, методично кромсающий липкий рис, неожиданно добавил:

— Я раньше слышал Эйприл и Сибиллу из прошлого ковена. Охренеть какие жёсткие. Не признались, как погибли, а потом исчезли.

Ынбёль перестала жевать мясной завтрак. Откровения на деревянно-растительной кухне обладали особой магией.

Крис во всей их разномастной пятнистой своре был самым непримечательным. Тёмно-каштановые волосы, карие глаза. Он был широкоплеч, но не очень-то высок: в ковене ниже него были только Эш и девочки. Он одевался исключительно в тёмное, незаметно выскальзывая из чёрных углов дома с колким замечанием или уничижительным комментарием. Взглядом он всегда был где-то ещё. На пустом стуле, за спиной у Ынбёль, под потолком или даже за окном. Что он там высматривал, Ынбёль толком не знала, но по взгляду понимала — что-то очень нехорошее. И оно ждало Криса, манило, если не умоляло прийти. Когда Крис засматривался особенно сильно, нестерпимо хотелось взять его за руку, погладить по голове и сказать, что там никого нет. Но Ынбёль знала, что не права. То, что она никого не видит, значило лишь то, что она не видит кого-то.

— Мне иногда снится, как я хожу на каблуках, — подтвердил Эр-Джей, — а когда просыпаюсь, всегда икры болят и первая мысль, что сегодня я каблуки не надену. А потом даже вспомнить не могу, почему так подумал.

— С чего ты взял, что это прошлая жизнь? — с каменным лицом спросил Джебедайя, хоронивший разжёванный корешок в горшке с бегонией. Только по улыбке Криса становилось ясно, что прозвучала шутка. Чуть-чуть старческая, но Крис и Джеб были самыми старшими. — Может, это твоё подсознание?