запихивать ей в глотку еду? — я действительно не понимаю, чего добивается Синклер.
— Нет. Приведи её сюда. Пусть позавтракает с нами.
В первую секунду мне кажется, что это шутка.
Но непривычно серьёзное выражение на лице Энид говорит об обратном — она явно настроена предельно решительно и не намерена сдаваться.
— Что? — Ниди возмущенно вскидывает брови, заметив моё скептическое выражение. — Уверена, никому не станет хуже, если несчастная девушка сядет с нами за один стол. Нельзя всё время держать её в темном подвале, это бесчеловечно! Ты ведь не такой, как отец… Так и не превращайся в него.
Несмотря на классический образ Барби, она вовсе не глупа — и неплохо умеет манипулировать. Недаром Синклер-старший так легко пляшет под её дудку.
Дело даже не в интеллекте, а в типичной женской интуиции — каким-то неведомым чутьём она всегда знает, за какие ниточки нужно дёрнуть, чтобы сломить сопротивление.
Я действительно не хочу становиться таким, как Винсент. Чёрствым сухарём, давно потерявшим веру в лучшее и видящим смысл жизни исключительно в жажде наживы.
Он не счастлив.
А я… Я до сих пор на что-то надеюсь.
Идиот.
— Ладно. Будь здесь, — я определённо совершаю очередную чудовищную глупость, но всё же поднимаюсь на ноги и, нащупав в кармане джинсов ключ, направляюсь в сторону подвала.
Уэнсдэй сидит в дальнем углу кровати, положив подбородок на колени и обнимая себя руками. Под угольными глазами залегли огромные чернильные круги, синяк на скуле расцвел её ярче, спутанные чёрные волосы струятся по хрупким плечам. По всем законам здравого смысла мне должно быть наплевать. Но мне не наплевать — в сердце против воли вспыхивает щемящая жалость. Мерзкое, ядовитое чувство, не позволяющее адекватно мыслить.
Черт, она ведь и вправду не ела ничего больше суток. И кажется, практически не спала.
— Эй, Аддамс… — наигранно-беззаботно бросаю я, привлекая её внимание. — Вставай. Пойдём на прогулку.
— Не ожидала, что прибежишь обратно так быстро, — едко огрызается она, продолжая сверлить немигающим взглядом стену прямо перед собой. — Тебя вчера как ветром сдуло. Спешил предаться самоудовлетворению, пока свежи воспоминания?
Я заранее подготовился к доле сарказма, поэтому проглатываю очередную колкость без особых усилий. Нет смысла тратить время на бесполезные дискуссии — в сущности, что ей остаётся, кроме как бросаться резкими фразами?
— Напомни мне в следующий раз помыть тебе рот с мылом. А сейчас вставай, — с нажимом повторяю я. — Дважды предлагать не буду.
— Ты уже предложил дважды, — Уэнсдэй наконец поворачивает голову в мою сторону, прожигая таким неприязненным взглядом, словно это не она вчера добровольно сидела у меня на коленях. — Вынуждена разочаровать, но я склонна дать отрицательный ответ.
— Жаль, что мне насрать, — просто поразительно, как легко ей удаётся меня взбесить.
Она ведь прекрасно знает, что возражать бессмысленно, но продолжает гнуть свою линию с фантастическим упрямством. Но я категорически не настроен препираться, поэтому быстро приближаюсь к ней — крепко перехватив тонкий локоть, с силой дёргаю на себя, принуждая Аддамс подняться на ноги.
Мягкий бархат кожи обжигает кончики пальцев уже привычным холодом. Так чертовски неправильно и так чертовски приятно.
— Не трогай меня, cazzone, — шипит она похлеще разъяренной змеи и одним ловким движением выворачивается из железного захвата. Хитроумный приёмчик.
— Вчера ты не сопротивлялась, — поддеваю с неприкрытой издёвкой. Однако тяжёлое похмелье всё ещё даёт о себе знать, и у меня нет ни малейшего желания испытывать на прочность собственное терпение. Пожалуй, стоит попробовать заключить временное перемирие. — Слушай, Аддамс, давай хотя бы попытаемся не причинять друг другу лишних неудобств. Неужели ты не хочешь выйти отсюда хоть ненадолго? Поесть, попить, подышать свежим воздухом? Ну хоть что-нибудь?
Уэнсдэй упорно хранит молчание, но я и так знаю ответ. Она и впрямь выглядит подавленно — дерзит скорее по инерции, но двадцать четыре часа без еды и практически без воды способны надломить кого угодно. Даже её.
— Пошли, — произношу я почти мягко, протягивая к ней руку, но не решаясь дотронуться. — Ты же только себе делаешь хуже.
Она поводит плечами с заметным недовольством, отказываясь признавать свою слабость. Невыносимая, невозможная девчонка.
Но спустя минуту размышлений сдаётся и едва заметно кивает.
Мы выходим на террасу, залитую слепящим солнечным светом. Уэнсдэй щурится и рефлекторно прикрывает глаза связанными руками — мне не особо хотелось этого делать, но пришлось скрепить тонкие запястья между собой при помощи кабельной стяжки. Вынужденная мера безопасности. Несмотря на потрёпанный внешний вид, она хладнокровно застрелила дворецкого, и игнорировать этот факт нельзя.
— Боже праведный! — едва завидев нас, Синклер взвивается с места и шокированно зажимает рот ладонью.
Ладно, её реакция вполне объяснима.
При дневном свете лиловый синяк на бледном лице Аддамс выделяется чертовски ярко.
Вдобавок горничная постирала её вещи только сегодня утром, и за неимением иного варианта пришлось оставить Уэнсдэй в моей футболке.
Можно только гадать, какие теории строит Энид в своём бурном воображении, пока мы медленно приближаемся к богато накрытому столу.
— Привет, — к счастью, блондинка быстро справляется с первоначальным замешательством, и на губах, накрашенных розовым блеском, расцветает сияющая улыбка. — Кстати, меня зовут Энид, а тебя?
— Ниди, лучше не подходи близко, — я предостерегающе выставляю руку перед собой, а другой крепко стискиваю хрупкое плечо Аддамс. Та мгновенно одаривает меня ледяным взглядом, полным пассивной агрессии, но пока молчит.
— Ксавье, прекрати так себя вести! — капризно возражает Синклер и гостеприимно отодвигает стул. — Не обращай на него внимания, он сегодня грубиян. Как с цепи сорвался, ей-Богу… Садись лучше поближе ко мне.
— С удовольствием, Энид, — неожиданно отзывается Аддамс, дёрнув уголками вишневых губ в слабом подобии улыбки. — Меня зовут Уэнсдэй, очень рада знакомству.
Внезапное проявление светской вежливости заставляет меня напрячься. В жизни не поверю, что за этим не стоит никакого коварного умысла.
Высокомерная сука снова что-то задумала.
Но наивная блондинка принимает умелую актёрскую игру за чистую монету.
— Вот и отлично! — довольная Синклер быстро хватается за пустую тарелку и принимается накладывать туда всё подряд. — Ну чего вы стоите? Скорее садитесь.
— Спасибо, Энид, — фальшивая, абсолютно механическая улыбка на лице Уэнсдэй становится чуть шире. Мне становится всё больше не по себе. Зря я на это согласился, чертовски зря.
— Только попробуй что-нибудь выкинуть, — шепчу я едва слышно, склонившись к уху Аддамс.
Она раздражённо дёргает головой, будто отгоняя назойливое насекомое, и от этого движения прядь её волос случайно касается моего лица. Чертовски стойкий аромат парфюма ударяет в нос — и меня мгновенно бросает в жар, никак не связанный с температурой на улице.
Проклятье.
Так не бывает. Это же просто абсурд.
Ни
