Эфемерия
Королевский гамбит
========== Часть 1 ==========
Комментарий к Часть 1
Саундтрек:
Tjalling Reitsma, El Professor — Bella Ciao
Приятного чтения!
— Тяжёлые времена требуют решительных мер.
Отец прекращает крутить пальцами бриллиантовую запонку и принимается нервно барабанить пальцами по столешнице из красного дерева. Максимально раздражающий звук, звучащий невыносимо громко в окружающей тишине и вызывающий настойчивое желание зажать уши. Я машинально тянусь к бутылке с минералкой и прикладываю её к виску — ледяное стекло приятно холодит кожу, слегка ослабляя пульсирующую головную боль.
Последний шот текилы прошлой ночью определенно был лишним.
А может, и последние пять.
Я не намеревался подниматься в такую несусветную рань — обычно моё утро начинается минимум после полудня, но отец не оставил выбора, внезапно решив созвать совет в безбожные десять утра в воскресенье.
Впрочем, не оставлять мне выбора было его самой любимой привычкой ещё с того момента, как я сделал первый вдох двадцать восемь лет назад. Именно поэтому я не поступил в академию искусств после окончания школы, а пошел учиться на экономиста, чтобы иметь возможность особенно точно подсчитывать семейные миллиарды, растущие с каждым годом. Именно поэтому я не женился на Бьянке Барклай — моей бывшей однокурснице, с которой у нас был бурный роман на протяжении трёх лет и которая оказалась слишком низкого происхождения, чтобы носить фамилию Торп.
И именно поэтому я сейчас сижу за массивным столом в отцовском кабинете в окружении его приближённых вместо того, чтобы видеть десятый сон в своей постели.
— Босс, не слишком ли это? Впутывать детей в разборки родителей? — неуверенно подаёт голос Николас Короццо, один из капореджиме{?}[Представитель одной из высших «ступеней» в криминальной лестнице, который подчиняется непосредственно боссу криминальной «семьи» или его заместителю.] отца. И тут же умолкает под ледяным взглядом Винсента, суровое лицо которого заметно багровеет от плохо скрываемой ярости.
— Может, тогда мне стоит урезать твою долю? — густые отцовские брови резко взлетают вверх над холодными серыми глазами. — Может, это ты хочешь возместить мне убытки, а?
Его аргументы вызывают у меня невольную слабую усмешку — едва сдерживаюсь, чтобы не издать какой-нибудь презрительный звук.
В мире Винсента Торпа всё измеряется исключительно в валютном эквиваленте. Иногда мне кажется, что он заметно тронулся мозгами после трагической смерти моей матери, и бесконечные подсчеты прибыли — единственное, что удерживает его на краю пропасти под названием «безумие».
Иначе как объяснить столь неуемную жадность, толкающую его на самые отчаянные поступки?
Вероятно, мне никогда его не понять — ведь я никогда не знал нищеты и никогда не жил в трущобах на юге Лас-Вегаса, из которых отец начал свой путь много лет назад. Он выгрызал себе дорогу наверх кровью и потом, не гнушаясь самых грязных дел. И теперь любой собаке в этом гребаном городе доподлинно известно, что Торп — всё равно что король, о чём отец неустанно готов повторять изо дня в день.
Но мне на это плевать.
Я вовсе не считаю семейный бизнес империей.
Мы просто продаём людям смерть. В самых разнообразных её проявлениях, будь то чёрный Кольт М1911 или же маленький пакетик с белым кристаллическом порошком. Медленную, быструю — любой каприз за ваши деньги.
Но в чём-то отец прав — блядский Вегас, сияющий неоновыми огнями 24/7 и насквозь пропитанный духом кутежа и разврата, и вправду много лет живёт по законам нашей семьи. Или клана, как любит говорить Винсент.
Вот только «клан» в городе не один.
Весь север и большая часть востока вплоть до Чайна-тауна, ставшего тем самым камнем преткновения, находится во власти Гомеса Аддамса — эксцентричного владельца наркокартеля и крупнейшей сети игорных домов.
И четыре года назад между нашими людьми произошла злополучная перестрелка, ознаменовавшая начало самой настоящей войны. Спустя бесчисленное количество вооружённых стычек, повлекших за собой колоссальные потери с обеих сторон, Винсент и Гомес сели за стол переговоров с намерением раз и навсегда поделить территорию. Но попытка потерпела тотальный крах — оба обладали поистине невыносимым упрямством, и никто не захотел уступить чертов Чайна-таун — золотую жилу, приносящую ежегодный стабильный доход в несколько десятков миллионов долларов. Всё-таки поразительно, до чего может довести людей неконтролируемая жажда оттяпать кусок пожирнее.
— Может, просто предложить побольше денег? — в диалог вступает второй капореджиме, Томас Гамбино. Здоровенный амбал, толстая шея которого кажется больше головы. И уж точно значительно больше мозга с тремя извилинами. Зато он наглухо отбитый и никогда не задаёт лишних вопросов, когда дело касается особенно жестокой расправы. Верный и тупой цепной пес, готовый свинтить башку кому угодно по первому приказу хозяина. Но логические умозаключения — явно не его сильная сторона, что он благополучно доказал минутной ранее.
— Я. Предложил. Пятнадцать миллионов, — чеканит отец сквозь плотно стиснутые зубы, а его лицо медленно, но верно приближается к цвету изысканного тёмно-багрового пиджака. Тяжёлый кулак резко врезается в гладкую столешницу, от чего стакан бурбона с двумя кубиками льда подпрыгивает и едва не срывается на пол. — Гребаных пятнадцать миллионов долларов. Но Аддамс, будь он трижды проклят, отказался. И теперь пусть пеняет на себя. Я посмотрю, каким он будет гордым, когда его обожаемые детишки окажутся в моих руках.
— Кхм. Винсент, нужно выбрать кого-то одного, — эта фраза раздаётся из уст консильери{?}[Руководящая должность в иерархии сицилийской, калабрианской и американской мафии.], тихого сухонького старичка с едва заметными проблесками рыжины в полностью седых усах. Внешне он напоминает школьного учителя, не способного иметь ни малейшего отношения к клану мафиози, но его должность — вторая по значимости после босса. И лишь ему одному дозволено перебивать отца. — Аддамс очень эмоционален и склонен рубить с плеча. Если мы лишим его обоих детей, он может сгоряча выкинуть какой-нибудь неприятный фокус. А лишняя шумиха нам ни к чему. Дела… столь деликатного рода нужно обстряпывать максимально тихо.
Винсент на минуту задумывается, сжимая губы в узкую ниточку и нахмурив кустистые брови. Потом вновь принимается прокручивать запонку на левом рукаве пальцами в массивных золотых перстнях. И неожиданно обращает пристальный тяжёлый взгляд на меня.
— Ксавье, а что ты думаешь по этому поводу? — с нажимом спрашивает он, и все присутствующие как по команде поворачивают головы в мою сторону. Словно безвольные тряпичные куклы, движимые мановением руки умелого кукловода. Черт. Вот дерьмо.
Я не думаю ничего.
Вернее, мне наплевать. И хотя отец бесконечно твердит, что однажды мне предстоит занять его место
