этот раз не обызвесткуешься.
Ну вот, подумал я, не хочет она со мной говорить. Кто о чем, а она об анализах.
– А те двое?
– Фейгенбойм в норме. Дювивье еще понаблюдаю сутки-двое.
Бедный Люк…
Он ведь тоже подбивал клинья под Лору, он завидовал мне, когда я владел ею, а теперь быть ему даже не на втором, а на третьем месте. С его-то темпераментом! Это же мука адова.
Черта с два я его жалел. Я ему завидовал. Ну и что, что с Лорой теперь спит космофлотская дубина в аксельбантах? Зато пациент может видеть ее каждый день.
Влюблен я, что ли?.. Нет, конечно нет. Это во мне взыграли собственнические инстинкты, сейчас мы поставим их на место. В два счета. Ну что такое Лора? Если объективно – женщина, каких много. Давно уже не юница, пользуется омолаживающими процедурами. Не всякий юмор понимает. Себе на уме. Знаем мы таких, видели их сотнями, шеренгами и батальонными коробками! Будут у тебя, Стас, еще такие. И даже не такие будут, а куда лучше!
Лора ушла, а я завершил сеанс психотерапии и почувствовал себя гораздо бодрее. Захотелось даже пробежать кросс – по первобытной безжизненной пустыне, по окаменевшему лесу, затем по литорали… Посмотреть, не окаменел ли океан, пнуть в каменную морду какое-нибудь туземное страшилище, насобирать хрупких кальцитовых насекомых… В этот момент я не думал о причинах феномена. Я мечтал, и было мне легко-легко.
Вот и потолок почему-то приблизился… Странно. Зачем он это сделал?..
Внезапно я обнаружил, что парю над койкой. Это было даже интересно. Очень, очень яркая галлюцинация, весьма правдоподобная… Мне захотелось узнать, что это я такое съел, раз галлюцинирую? Или чем Лора меня напичкала? Или…
Я понял, что нет никакого «или». Я летал, просто летал, точнее, висел в воздухе. Мне захотелось подняться повыше, и потолок послушно приблизился к самым глазам. Тогда я увидел на нем следы моих ступней, высохшие, едва заметные, но все же различимые, если приглядеться. Стереть их или оставить так? Пожалуй, стирать незачем: все равно снизу их никто не увидит.
А если и разглядит, то примет за чей-то неумный розыгрыш. Или за галлюцинацию, ха-ха.
Без всяких мускульных усилий я перенесся по воздуху к левой переборке, затем к правой. Заложил полубочку, перевернувшись на живот. Сгруппировался и кувыркнулся в воздухе. Опустился к полу и ввинтился спиралью снизу вверх и наискось. Все это получалось легко и естественно, как дыхание. Как ходьба. Так вот в чем дело!.. В прошлый раз я приказывал себе воспарить над койкой, а делать этого не следовало. Прикажите-ка себе поехать на велосипеде, если ни разу не ездили. Прикажите каждой мышце сокращаться именно тогда, когда надо, причем с четко выверенным усилием! Приказы тут бесполезны. Нужно просто один раз научиться, а потом достаточно захотеть.
Я все-таки ушибся о потолок. Наверное, я сделал это достаточно громко, потому что вскоре услышал шаги Лоры. Едва успел приземлиться на койку и кое-как набросить на себя одеяло.
– Ты чего буянишь? – строго осведомилась она.
– Размышляю, как отсюда выбраться, – нашелся я.
– Ты всегда так шумно размышляешь?
– Не без этого. Зато выработал план действий.
– Может, поделишься?
– Буду делать подкоп. Как граф Монте-Кристо.
Она даже не улыбнулась.
– Серьезно, – сказал я, – когда ты меня выпустишь?
– Если все будет нормально, то утром.
– А сейчас ночь?
– Сейчас вечер, – сказала Лора. – Пойду принесу тебе ужин.
Голода я не чувствовал, но решил не отказываться: некоторые медики любят принимать отсутствие аппетита за грозный симптом.
– Почитай или посмотри что-нибудь легкое на сон грядущий, – посоветовала мне Лора, запихнув в утилизатор грязные тарелки. Я изобразил готовность просмотреть хоть всю корабельную фильмотеку, и она ушла, пожелав мне спокойной ночи. А я остался размышлять.
Легко сказать «размышлять». Голова шла кругом. Я все еще не был до конца убежден, что не галлюцинирую. С чего бы человеку левитировать ни с того ни с сего? Нет таких причин в природе. Вот сейчас попробую – и ничегошеньки у меня не получится…
Я попробовал. Когда тело вместе с одеялом приподнялось над койкой сантиметров на десять, я быстренько уронил его обратно. Значит, все-таки летаю. Левитирую. Неясно, зачем это мне, но интересно…
Может быть, могу что-нибудь еще? Как насчет телекинеза?
На этот раз я остался лежать на койке, а мое одеяло, взметнув вихрь, устремилось к потолку с такой скороподъемностью, что куда там ковру-самолету. Я велел ему упасть, но подхватил взглядом на полпути, заставил зависнуть, расправил на нем складки и аккуратно опустил на себя. Передвинул чашку на столе. Заставил мои тапочки сплясать трепака. Ладно, это я умею. Что еще?..
Я решил поиграть с освещением, но с этим делом не справился и оставил попытки. Да оно и к лучшему. Пусть Лора думает, что я готовлюсь ко сну или уже уснул. Лучше продолжу эксперименты с бытовыми предметами, тихие такие эксперименты, без шума, без вони, без световых эффектов…
По моей воле мой правый тапок взлетел и завис посреди медотсека. Тапка мне было не жаль; не получится вернуть ему прежний облик – невелика беда. Ну-с, попробуем растянуть его от пола до потолка…
Тапок начал было растягиваться – и порвался. Я состыковал обе половинки (с непривычки управлять сразу двумя предметами оказалось непросто) и срастил их. Все правильно: если хочешь менять геометрию предмета, позаботься о том, чтобы предмет это выдержал. Сделай его хотя бы из латекса.
Я сделал – и на сей раз преуспел в задуманном. Тапок растянулся по моему приказу и сжался, чуть только я ему велел вновь стать добропорядочным тапком. Что бы еще попробовать? Менять геометрию предметов мне больше не хотелось, и я решил поупражняться в трансформации химсостава.
Черт возьми! Не успел я придумать, каким материалом я хочу заменить латекс, как тапок побелел и, если я не зря изучал петрографию, превратился в чистый известняк. Я до того растерялся, что чуть было не уронил свое «изделие», едва успев подхватить его взглядом у самого пола. Велел висеть. Страшное подозрение зародилось в моей душе. Почему известняк? Потому что я предостаточно насмотрелся на него сегодня? Или (страшно подумать!) известкование леса-водоема вместе со всеми его обитателями – моих рук дело?!
А что, очень может быть, что моих. Помню, снились мне кошмары, я был земноводной тварью, сидел в болоте и… и что? Мог я хотя бы мельком подумать во сне, что мне больше пристало ходить по твердому, нежели сидеть по горло в тухлой жиже? Подумать – и тут
