class="p1">— Ах, извините, ваше сиятельство! — Он расшаркался и отвесил шутовской поклон. — Не соблаговолит ли ваше высочество пройти с нами к машине? На пару слов. Для приватной беседы. Мой раб, — Дима кивнул на ухмыляющегося Владика, — понесет за вами ваш шлейф.
— Я за арбузом стою.
Дима оглядел очередь. Очередь тоже рассматривала Диму с нескрываемым интересом. Такие машины редко останавливались здесь, на кривоватой улочке московской рабочей окраины. Такие холеные господа, вальяжные, сопровождаемые громилой-охранником, нечасто ступали по залепленному осенней грязью асфальту московского предместья.
— За арбузом стоишь? — Дима покосился на притихших абрековских продавцов. — Я все покупаю. Владик, подсуетись Заплати за все и доставь графине на дом.
— В чем дело? — загудела очередь возмущенно. — Мы стояли…
— Господа, пусть каждый выберет себе по арбузу! — крикнул Дима весело. — Фирма платит!
Господа мгновенно ринулись к арбузной горе. Великое слово «халява», сладостное для уха всякого истинного россиянина, звучало как руководство к действию.
— Куда вы меня ведете? — бормотала Нина, пока Дима тащил ее к машине. — Я никуда с вами не поеду! Зачем мне столько арбузов?
— Варенье сваришь. — Дима упорно продолжал говорить ей «ты». — Владик! — Он оглянулся на охранника. — Купи ей заодно сахару с полпуда.
Еще через пару минут Нина сидела на просторном заднем сиденье Диминого авто. За окошком мелькнул алый неоновый двузубец метро. Машина миновала череду узких сумрачных улочек — вечно здесь не горел ни один фонарь, не светилась ни одна вывеска.
— Куда мы едем? — спросила Нина.
Дима, сидевший радом с шофером, повернулся к ней и улыбнулся — широко, по-голливудски. Ему шла улыбка. Впрочем, кому она не идет? «Ну, вот тебе, например», — мысленно возразила себе Нина. Вспомнила, как муж Костя сказал ей когда-то: «Ты улыбаешься — будто извиняешься перед кем-то неизвестно за что. Сиротская у тебя улыбка, как у вокзальной нищенки. Так и хочется тебе сразу копеечку подать…»
— Ну?! Так куда мы едем? — Нина повысила голос.
— Сейчас увидишь! — И Дима подмигнул ей заговорщически.
Он сиял, как ребенок в предвкушении праздника. В нем вообще было что-то детское, подумалось ей, мальчишеское. Веселый азарт, хулиганская удаль дворового пацана плохо вязались с его роскошной машиной, шофером, охранником, всеми этими прибамбасами удачливого «нового».
— Так ты замуж за меня пойдешь или нет? — спросил Дима деловито.
— Вы же сами сказали, что это была шутка.
— Шутка? — деланно изумился Дима. — Я сказал? Когда? Быть этого не может! Я, мон ами, серьезен как никогда. Предлагаю вам руку и сердце!
— Я замужем.
— Э-э, нет, сударыня, официально вы в разводе, я узнавал, поверьте.
Он смеялся, разглядывая ее с беззастенчивым насмешливым интересом. Вот пристал! Прет, как танк. Как новый русский танк. Так они и утюжат этот бедный город, эту страну, все на своем пути сметая… Захватчики. Победители. Хозяева жизни.
— Приехали, — сказал шофер.
Дима вышел из машины, открыл заднюю дверцу и протянул Нине руку. Надо же! Галантный, когда захочет… Нина оперлась рукой о его ладонь и выбралась из машины.
Они стояли на тихой московской улочке. Уже совсем стемнело, дождь накрапывал едва-едва. Рядом, за чугунной витой оградой, белел старинный двухэтажный особняк.
— Ну? — спросила Нина. — Зачем вы меня сюда привезли?
— Это твой дом, — ответил Дима, выдержав паузу.
Нина взглянула на него непонимающе.
— Дом твоих предков, — уточнил он. — Фамильное гнездо. Единственное из сохранившихся. Еще на Ордынке были два дома и в Лефортово — те не уцелели.
Нина завороженно смотрела на особняк, не двигаясь с места. Тогда Дима взял ее за руку, повел за собой по узкой асфальтовой дорожке, усыпанной листвой.
Нина послушно шла за ним. Ее дом! Дом ее предков… Может быть, ее просто разыгрывают? Почему она должна верить на слово этому странноватому парню? Она попыталась высвободить руку — нет, Дима держал ее крепко.
— Здесь теперь нарсуд. — Дима кивнул на табличку. — Входи. — Он открыл дверь, пропуская ее вперед.
В этот поздний час здесь было совсем пусто. Нина огляделась. Вестибюль погружен в полумрак. Вахтер позевывает за своей загородкой.
— Вы куда? — спросил он, подавив зевок. — Ушли уже все. Завтра приходите.
— На. — Дима достал из бумажника стодолларовую купюру. — Мы тут побродим с полчасика.
Вахтер, обалдев от столь обильной мзды, накрыл купюру ладонью, растерянно пробормотав:
— Я тут охраняю все ж таки…
— Вот и охраняй, — кивнул Дима. — Нас. — Он наклонился к Нине и прошептал: — А раньше тут у вас дворецкий стоял, в ливрее, с бакенбардами… Кланялся… «Как прикажете доложить-с?» А, Нин? Благолепие?
Нина посмотрела на него: он светился от счастья, упиваясь произведенным эффектом.
По широкой мраморной лестнице с перильцами они начали подниматься наверх. Нина шла медленно, озираясь по сторонам. По этой лестнице когда-то поднималась ее прабабка. Не факт, разумеется, но… Но можно пофантазировать. Можно представить себе юную даму, возвращающуюся, скажем, с утренней прогулки. Манто, муфта, шляпка…
Ее прабабка. Ее лестница, ее дом… Нина подошла к огромному потускневшему зеркалу.
— Ну-ка, постой! — Дима остановился. — Повернись в профиль!
Нина послушно повернулась. Дима посмотрел на ее отражение в старинном зеркале.
— А в тебе порода угадывается, — сказал он наконец. — Лоб… И нос у тебя такой… породистый, тонкий. Переносица узенькая…
— Переносица как переносица.
— И глаза… Как у незнакомки… Ну, этой… Крамского.
— Много ты понимаешь. — Нина не заметила, что тоже сказала ему «ты». — У Крамского… Может, ему кухарка какая-нибудь позировала. Модистка. Курсистка.
Она осторожно дотронулась до зеркала и провела пальцами по его темной мутноватой глади. На пальцах осталась пыль.
— Что же они не протирают совсем? — вздохнула Нина сокрушенно.
Ее зеркало. Ее дом. Высокий сводчатый потолок, облупившаяся лепнина… Фамильное гнездо.
— Во что они его превратили… Здесь же ремонт нужен…
— Хозя-айка! — хохотнул Дима. — Хозяйка объявилась! Ну, ладно. Пойдем, я тебе зал заседаний покажу. — Он потянул Нину наверх. — Там твои родичи поди балы закатывали…
— Не хочу. — Нина покачала головой.
— Почему?
Она пожала плечами. Внезапно — с чего бы это? — к горлу подкатил комок. Она отвернулась от Димы, пытаясь справиться с собой.
Зачем он привел ее сюда? Устроил себе спектакль, бесплатный аттракцион: графиня-люмпенша у стен фамильного замка…
Зачем ей знать, ей, всю жизнь мыкавшейся по углам, ей, обитательнице двухкомнатной «хрущобы», зачем ей знать о том, что эти хоромы могли бы принадлежать ей?
— Хочешь, я тебе его куплю?
Нина взглянула на него непонимающе.
— Хочешь, куплю тебе этот дом? — повторил Дима, осклабясь.
Нина смотрела на него с растущей неприязнью: самодовольный сумасброд, хозяин жизни. Все может купить. Во всяком случае, уверен в этом.
— Все можешь купить, да? — спросила она вслух.
— Почти, — усмехнулся Дима, пожав плечами.
— А не купишь,
