крестиком я ещё умела. После показала, как вязать спицами. Когда же свет от солнца поблек, мы обосновались на кухне: готовили ужин для мужчин. Никто из них в дом так и не заходил, пока мы были заняты женскими делами. Я тоже больше не стала выходить к Валентину, дабы напоить его. Вместо меня угостить квасом парня ходила Ксения Аристарховна.
И когда под окнами я услышала шум машины, чуть не выбежала на улицу. Остановило меня только то, что дед всё ещё не катался на тыковке. И он с нетерпением ждал момента, скорее всего, поэтому в дом и не заходил. Пока этого не случится, мы вряд ли выедем в город. Ведь дед так этого ждал…
Пришлось присесть обратно и ждать, когда меня позовут на выход.
− У-у-у, старый хрыч, смотрите, как бежит, как бежит, − отодвигая занавеску на окне не то ругала, не то улыбалась Ксения Аристарховна. – Пятки только сверкают. Даже ко мне на свидания в молодости так не бегал, как к своей рыжей развалюхе. Даже трость без надобности ему.
Я чуть не рассмеялась. Назвать тыковку на сегодня развалюхой – это то же самое, как черный цвет признать белым. Правда, я не знала, в каком состоянии его забрал Валентин от деда, но тыковка точно была не на ходу. Сейчас же она просто летала, хоть и не имела крыльев. Но я знала, что Ксения Аристарховна ворчит так для виду.
− Вот скажи мне, откуда у него такая любовь к этой машине? – обернулась ко мне Ксения Аристарховна. – Иногда аж ревность берет.
− Большинство мужчин любят машины, не только дед Тихон. В этом нет ничего удивительного. Они же с горшка с ними возятся, − вспомнила, как и папа их чуть ли не коллекционировал, но вовремя перешёл на книги.
Жаль, в его гараже не было ни одной нашей машины, все иностранные. Но мне так и не разрешил заиметь свою машину. Неудивительно, что я за такое короткое время успела прикипеть всем сердцем к тыковке.
− Ну так мы тоже игрались в куклы, но, тем не менее, не имеем же семеро по лавкам, что впору детский садик открыть, − ворчала пожилая женщина.
Я не понимала, делает это она из-за каких-то обид на деда или же так, для вида. Но уточнять не стала. Наверное, все ревнуют своих половинок к кому-то или к чему-то. Мы не идеальны и не роботы, к счастью. Своих чувств не стоит стыдиться. Только вот следовать этому было сложнее.
− Сейчас накатается, а ночью будет страдать, старый пень. Ему бы не машину водить, а лапти плести, − открывая верхний шкафчик и доставая оттуда коробочку с красным крестом, продолжала ворчать бабушка. – А мне всю ночь не спи, переживай за него. Знает же, дурень, что давление у него скачет и сердце шалит, но станет ли он меня слушать. Как только видит свою развалюху, то всё, дед потерянный человек для общества. Он вокруг этой ржавой железки хороводы водить готов.
Я прятала свою улыбку. Всё-таки Ксения Аристарховна ворчала для виду. Невооруженным глазом было видно, что сама она переживала, уже готовила лекарства для деда Тихона. Не в заботе ли о ближнем выражается любовь?
Мы не уходили из кухни. Там и сидели, разговаривая ни о чём. Но бабушка Ксения всё равно временами ругала деда, то и дело поглядывая в окно и причитая. Я не переживала. Знала, что если там Валентин, то всё будет хорошо. Он присмотрит.
Мужчины вернулись лишь тогда, когда на улице уже стемнело. Бабушка продолжила ворчать на них, но сама всё подкладывала и подкладывала еду в их тарелки. Даже разрешила деду одну рюмочку горячительного напитка. Я чуть не расплакалась от умиления. Но ужин закончился, и нам нужно было уезжать.
Пожилые люди прощались с нами, не скрывая своих слез.
− Ну не последний же раз видимся, − пытался их успокоить Валентин, но те его не слушали. – Уже совсем скоро приедем ещё раз.
Ксения Аристарховна ещё и кульки в руки парня совала. Затем они махали нам рукой, пока не пропали из виду. И мне тоже пришлось вытереть слезинку, что не осталось незамеченным.
− А ты-то чего сырость разводишь? – коснулся он моего плеча, но я отвернулась.
− Соринка в глаз попала, − проговорила я, пряча лицо.
− Ну, ну, − муж сделал вид, что поверил мне. – Просто я хотел с тобой поговорить, теперь и не знаю, как начать.
Я же продолжила смотреть в окно.
− Давай потом, − предложила я, поудобнее устраивая голову на подголовнике сиденья. – Устала за сегодня.
Я не обманывала. Да, я действительно устала. Но причина не разговаривать с Валентином скрывалась и в другом. Я начинала испытывать к нему чувства. Они как самые ранние весенние цветы пробивались к свету, тянулись к теплу. Он начинал мне нравиться всё больше и больше. И я даже догадывалась о чём примерно он хочет поговорить со мной, после спонтанно случившегося поцелуя между нами. Но надо ли нам это?
№ Помещение, расположенное в избах после парадного входа, в котором можно снять верхнюю одежду.
І Семни (сенцы) − входная часть (прихожая) традиционного русского дома; неотапливаемое и нежилое помещение, несущее несколько функций: в основном это разделительный барьер между основным, жилым помещением и улицей, выполняющий роль теплового (ветрозащитного) тамбура, или же летняя, весенне-осенняя прихожая, где обычно снимают верхнюю одежду и обувь.
6
Глава 6. Попытка – не пытка, попробуешь – не узнаешь
Валентин (Вэл)
Я вёл машину, всматриваясь в дорогу, освещаемую фарами. Изредка кидал взгляды на девушку. Ася отвернулась от меня сразу, как только мы отъехали от дома старичков, и после пару вопросов вскоре ровно задышала. Уснула?
− Ась? – тихонько позвал девушку, но она лишь слегка заерзала и повернула голову в мою сторону. Видимо, так удобнее.
Она действительно спала.
Разговор с ней пришлось отложить, а мне так не терпелось поделиться с ней своим предложением и услышать её ответ. И лучше всего, положительный. Снова взглянул на свою жену.
Моя ЖЕНА.
Знал ли я ещё пару дней назад, что женюсь на незнакомой девушке и ринусь её защищать от всего? Даже от родного отца Аси. Не поверил бы. А сейчас? Ведь с каждой минутой она нравилась мне всё больше и больше. Не похожа она на дочку богатых родителей, но парень в костюме, что явился за ней, говорил
